Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

стало основой британской и французской колониальной политики в межвоенные годы, которую унаследовала Организация Объединенных Наций.

В действительности работа иногда была вынужденной, а вместо укрепления солидарности и самостоятельности многие проекты заканчивались соперничеством и конфликтами. В идеале как Восточная, так и Западная Германия хотели, чтобы эксперты были широко мыслящими и космополитичными, но где таких найти? Проекты часто привлекали расистов или карьеристов. В Западной Германии высшим государственным служащим ответственного министерства был Густав Зонненхоль, бывший офицер СС. Африканцы нуждаются в европейцах, которые руководили бы ими, писал он в 1966 году. В 1958 году первую финансируемую Западной Германией больницу в Южной Корее пришлось закрыть после того, как новый руководитель отделения внутренних болезней раскрыл случаи регулярно совершавшегося сексуального насилия и избиений, а также царившую бесхозяйственность. Медицинский персонал, писал он, состоит из “непеределанных, закоренелых” нацистов110. В ГДР было меньше нацистов, но не расистов. В Камеруне ГДР использовала труд заключенных. Бригады Союза свободной немецкой молодежи (Freie Deutsche Jugend, FDJ) в 1964 году отправились на Занзибар, чтобы научить местных жителей “трудолюбию, усердию и немецкому качеству труда”. Демонстрацией социалистической дружбы и современности должны были стать многоэтажные жилые дома. Вместо этого строительная площадка превратилась в зону конфликта. Местная молодежная организация применяла силу, чтобы дисциплинировать своих работников, и ей не нравилось, когда восточные немцы в качестве поощрения раздавали одежду или деньги. Между тем иностранцы неохотно адаптировали свои планы к местным условиям, не говоря уже о том, чтобы делиться инициативой с местными экспертами. В 1971 году они сдались и уехали, оставив недостроенными многоэтажки и супермаркет111.

Получается, что “самопомощь” редко была невинной. Тем не менее видеть в ней “старое вино в новых мехах” в равной степени несправедливо112. В период с 1950-х по 1970-е годы самопомощь в церквях и гражданском обществе претерпела фундаментальные изменения. К призыву добрых самаритян помочь нуждающимся присоединилось структурное понимание глобального неравенства, согласно которому у богатых на севере был не только моральный долг помогать бедным на юге, но и частичная ответственность за их тяготы. “Третий мир” протянул людям “первого мира” зеркало, чтобы они могли переосмыслить свой образ жизни и идею “прогресса”. Кампании, организованные, чтобы помочь бедным странам, начали призывать к партнерству, взаимности и взаимопониманию между севером и югом, что было очень похоже на то, как воспринимались соцобеспечение, движение за мир и гражданские инициативы. Если самопомощь требует уважения к различиям, возможно, немцам есть чему поучиться у людей в Гане и Гватемале?

Первоначально объектом заботы стали жертвы голода. В 1957 году экуменическая группа в Западном Берлине решила собрать деньги для голодающих во всем мире. Позаимствовав у англичан идею “Пропусти завтрак”, за полтора года она получила 300 тысяч немецких марок от школ, пенсионеров и рабочих, которые пожертвовали средства, сэкономленные за счет пропущенного приема пищи; сумма соответствовала взносу правительства в ООН на техническую помощь. Католическое молодежное движение организовало в 1958 году собственную кампанию вокруг поста. Газета в Фульде собрала полмиллиона немецких марок на рис для Калькутты. Обе основные церкви Германии теперь перехватили инициативу и создали два агентства, которые с тех пор доминировали в сфере помощи и развития: католическое Misereor (1958) и протестантское “Хлеб миру” (1959)113. В первый год своего существования они собрали 56 миллионов немецких марок, к 1980 году сумма возросла до 190 миллионов.

Misereor взял свое название из Нового Завета, где Христос говорит: “…жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть” (Мк. 8:2). Кардинал Фрингс, давший название организации, признал, что колониальная система отчасти виновата в глобальной несправедливости. Помощь восстановила бы репутацию церкви за рубежом114. Помимо заботы о голодающих бедняках в Азии и Африке, помощь способствовала спасению душ немцев, успевших отъесться за время экономического чуда. Кардинал надеялся на духовное пробуждение: “Как они проявят милосердие, так и Бог помилует их”. Фрингс остро осознавал растущее влияние государства в общественной жизни. Пенсионная реформа Аденауэра, сказал он епископам, помогла людям больше, чем все католические благотворительные организации, вместе взятые. Однако в сфере развития церковь хотела сохранить лидерство, завоеванное ею во времена миссионерской деятельности. Ей нужно было “обратиться к совести” власть имущих, а также своих прихожан. В 1959 году Фрингс призвал к общенациональному посту. Если у кого-то, говорил он, есть “фольксваген”, но он может купить “мерседес”, то для него было бы лучше продолжать ездить на “фольксвагене”, а предназначенные для покупки более дорогой машины деньги отдать, чтобы накормить бедных во всем мире115.

Кампании по оказанию помощи объединили старые предупреждения о греховности роскоши с воспоминаниями об иностранной помощи после войны и новыми этическими обязательствами жизни в глобализованном мире. “Немецкая нация процветает”, – заявили католические епископы во время кампании против мирового голода во время поста в 1959 году. Они просили не милостыни, а “далеко идущих жертв”. “Как мы однажды предстанем перед Божьим судом, если тратим… на ненужную косметику… предметы роскоши и роскошную одежду, роскошный отдых и роскошные автомобили” большие суммы, которые могли бы спасти других от страданий? На банках для пожертвований были указаны выгоды от личных жертв: за счет карманных денег, на которые обычно покупается шоколадка, можно было два дня кормить целую семью в Сайгоне; похода в парикмахерскую на химическую завивку хватало, чтобы на целый год защитить пятьсот человек от брюшного тифа и смерти. Активная благотворительность требовала ощутимых жертв, потому что целью было “преодолеть материализм”, пояснялось в листовках: “Мы ленивы, когда нужно помочь страдающим собратьям, но ненасытны и до тошноты трудолюбивы, когда речь идет об удовлетворении наших собственных интересов”. Расстояние больше не было оправданием бездействия. Глобализация сузила сферу сочувствия. “Вы можете за три часа долететь из Франкфурта до Туниса… а оттуда на машине добраться за два часа до Ле-Кефа. В этом регионе 130 тысяч человек живут в норах в земле”, выживая за счет 15 килограммов пшеницы и четверти литра масла в месяц. “Глобальная помощь сегодня – это не что иное, как помощь ближнему твоему”116.

Первоначально забота о далеких других была благодарностью за помощь, которую немцы сами получили после войны. Протестантская организация “Хлеб миру”, открывшаяся в 1959 году, поставила перед собой задачу собирать пожертвования в те же контейнеры, которые прибыли с иностранным сухим молоком чуть более десяти лет назад. Они вспомнили о голоде, сказал Misereor, и возблагодарили Бога своей жертвой. Жертвователи ответили. Мужчина из Западной Пруссии, потерявший все свое имущество, написал, что “сочувствует нуждам голодающих людей”, и с радостью сделал пожертвование в пользу Misereor,