Читать книгу - "Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон"

или культурного значения, находящимся на любой федеральной территории. Рузвельт присвоил такой статус 18 объектам, и первым стала Башня Дьявола в Вайоминге{144}. Тем не менее, оглядываясь назад, можно сказать, что эти достижения, какими бы значительными они ни были, меркнут по сравнению с его деяниями в области охраны природы.

Оказавшись в Белом доме, Рузвельт вступил в альянс с Гиффордом Пинчо, возглавлявшим Лесной департамент, что напоминало отношения Рузвельта с редактором журнала Forest and Stream Джорджем Бердом Гриннеллом несколькими годами ранее. Член основанного Рузвельтом «Клуба Буна и Крокетта» и создатель Лесной школы при Йельском университете, Пинчо был убежденным защитником природы, возможно даже превосходя в этом самого Рузвельта. Оуэн Уистер подметил его рвение, сказав о Пинчо следующее: «Кажется, что эти глаза не просто читают книги, они смотрят на Дело»[475]. Пинчо хотел, чтобы федеральное правительство сохраняло контроль над государственными землями — не ради красивых пейзажей или романтики дикой природы, а по той причине, что частный сектор может эксплуатировать и разрушать такие земли и нельзя рассчитывать, что его представители обеспечат надежное управление. «Сохранение природы означает величайшее благо для наибольшего числа людей в течение самого длительного времени, — напишет Пинчо в 1910 г. в своей книге „Борьба за сохранение природы“. — Это требует полного и планомерного развития всех наших ресурсов на благо всех людей, а не частичной эксплуатации их в интересах немногих»[476]. Надлежащее государственное управление общественными территориями должно означать сохранение контроля над землей и сдачу ее в аренду за плату, а не просто быструю распродажу в частные руки, как предусматривал Закон о гомстедах.

В период своего президентства Рузвельт организовал две национальные конференции по охране природы — в 1905 и 1907 гг., что придало новому движению бóльшую известность. Он также создал Национальную комиссию по охране природы во главе с Пинчо для инвентаризации природных ресурсов страны: воды, земли, лесов и полезных ископаемых. Затем в 1905 г. Рузвельт и Пинчо с помощью еще одного федерального закона незаметным образом передали контроль за управлением национальными лесными ресурсами из Главного земельного управления Министерства внутренних дел в Министерство сельского хозяйства, где за ними должен был осуществлять надзор Лесной департамент, одновременно преобразованный в новую Лесную службу США. Под руководством Пинчо специалисты по лесному хозяйству могли управлять национальными лесными ресурсами на основе научных методов в интересах всеобщего блага.

Эти два человека превратили 150 млн акров (более 600 000 км2) федеральных земель в лесные заповедники. Со временем лесозаготовительные и железнодорожные компании Запада начали оказывать противодействие тому, что они считали посягательством на принципы свободного рынка. Они нанесли ответный удар: в феврале 1907 г. конгресс принял законопроект о выделении сельскохозяйственных территорий, который содержал поправку, внесенную сенатором от штата Орегон Чарльзом Фултоном; она выводила из-под контроля исполнительной власти 16 млн акров леса, возвращая их под контроль конгресса, и Рузвельт опасался, что эти территории будут «эксплуатироваться захватчиками земель и представителями влиятельных кругов»[477]. Одобренный законопроект отправили на подпись Рузвельту в Белый дом. Понимая, что у них есть всего десять дней, чтобы принять соответствующие меры, Рузвельт и Пинчо разложили карты на полу Белого дома и с помощью сотрудников администрации[478], работавших посменно по 48 часов, наметили 21 новый лесной заповедник (8 из них в Орегоне) и расширили площади еще одиннадцати. После оформления всех необходимых документов президент подписал указ о создании этих заповедников и только потом — закон о выделении сельскохозяйственных территорий. Поправка Фултона оказалась фактически нейтрализована. Новые национальные заповедники стали называть «Полуночные леса». Сенатор Фултон, разумеется, был вне себя от гнева: последовали судебные разбирательства, дошедшие в конечном итоге до Верховного суда, который вынес решение в пользу Рузвельта.

Несмотря на то что эпоха открытых пастбищ усугубила экологическую катастрофу, начавшуюся с истребления бизонов, у нее имелось достоинство, перевешивающее все недостатки: благодаря ей Рузвельт познакомился с природой Запада. Это помогло ему осознать важность природоохранной этики. И как только он осознал опасность, грозящую диким животным, лесам и лугам открытых пастбищ, он принялся неустанно доносить это до других. Пожалуй, главное из его достижений состоит в том, что ему удалось убедить американскую общественность в необходимости охраны природы. Для этого ему понадобились многочисленные речи, статьи и интервью, например выступление перед членами Ассоциации животноводов Колорадо в Денвере в 1910 г., в котором он заявил: «Бессмысленно уничтожать или допускать уничтожение прекрасного в природе, будь то скала, лес, вид млекопитающих или птиц — это тоже вандализм. Сейчас мы в Соединенных Штатах превращаем наши реки и ручьи в сточные канавы и свалки, загрязняем воздух, уничтожаем леса, истребляем рыб, птиц и зверей, не говоря уже о том, что опошляем очаровательные пейзажи отвратительными рекламными плакатами. Но наконец-то, похоже, наш народ просыпается»[479].

В новом столетии природоохранное движение развивалось в двух направлениях: существовал подход, предполагавший «разумное и комплексное использование природных ресурсов», который поддерживал Рузвельт, и более традиционный экологический подход, которому отдавали предпочтение такие писатели, как Джон Мьюр, Альдо Леопольд и Боб Маршалл, выступавшие за защиту районов, где сохранилась нетронутая природа, как ради их эстетической ценности и рекреационных возможностей, так и ради менее осязаемого вклада, который они вносят в повышение качества жизни людей. Если бы Рузвельт прожил достаточно долго, он, скорее всего, охватил бы оба направления. Будучи членом Национальной стрелковой ассоциации и любителем дорогих ружей, он наверняка никогда не отказался бы ни от оружия, ни от своей любви к охоте. С другой стороны, он бы осознал концепцию «защиты дикой природы ради самой дикой природы» и выступил бы за реинтродукцию{145} в Йеллоустон такого важного вида, как волк, когда бы понял, как все мы, его роль в этой экосистеме. Любитель птиц и животных, он бы приветствовал также и экологическую науку с самого момента ее зарождения.

Благодаря деятельности Теодора Рузвельта и его последователей, в Соединенных Штатах Америки сегодня существует такое огромное количество национальных парков, охраняемых лесных территорий, заповедников для диких животных и птиц, что им завидует весь остальной мир. Историк Стивен Амброуз точно охарактеризовал вклад Рузвельта: «Он был одним из первых защитников природы в Америке и до сих пор остается величайшим из них — благодаря тому, что ему удалось сделать через „Клуб Буна и Крокетта“ и в качестве президента Соединенных Штатов»[480].

После ухода из Белого дома Рузвельт на целый год отправился в путешествие по Африке, которое финансировали Смитсоновский институт и Американский музей естественной истории, — с целью сбора образцов для их коллекций и развития научных