Читать книгу - "Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон"

Роль волков в истреблении крупного рогатого скота усиливалась еще по одной причине. К 1890 г. WSGA и многие крупные скотоводы, испытывавшие трудности после Большого падежа, уже не могли позволить себе, как раньше, платить ковбоям за отстрел или отлов волков, изъятие щенков из нор и их уничтожение. Хозяева стад также не могли нанять специального охотника на волков; на это просто не было денег.

Отдельные сообщения заставляют предположить, что волки были повсюду. Теодор Рузвельт в год вторжения в округ Джонсон в книге «Охотник в дикой природе» писал: «Нынешней зимой 1892/93 в окрестностях моего ранчо крупных волков больше, чем в последние десять лет, и они губят какое-то количество скота и молодых лошадей»[467]. Бен Джонс и Билли Уокер — трапперы, ставшие свидетелями гибели Ника Рэя и Нейта Чемпиона, — сообщили, что за день до вторжения поймали двух волков; поскольку волков трудно заманить в ловушку, это говорит о том, что лобо{139} в этом районе хватало. В 1886 г. в северной части Монтаны члены клуба Sun River Round с помощью охотничьей своры грейхаундов и дирхаундов{140} за одно лето убили 146 волков[468]. Не будем забывать и о том, что всего несколькими годами ранее во время зимы Большого падежа хозяин ранчо Линкольн Лэнг сумел отравить стрихнином рекордное количество волков — пятнадцать трупов на одну тушу бычка.

Более того, 19 сентября 1890 г. в округе Ларами (штат Вайоминг), расположенном примерно в 200 милях (320 км) к югу от округа Джонсон, местные скотоводы, объединенные в Ассоциацию защиты округа Ларами, сочли необходимым создать Волчий фонд — «с целью разработки путей и средств предотвращения постоянного и угрожающего роста числа случаев уничтожения волками скота, пасущегося в этом округе». Они решили установить сбор в размере одного цента с головы крупного рогатого скота или лошади и полцента с головы овцы в округе, чтобы добавить еще пять долларов к тем трем, которые уже выплачивал округ за каждого уничтоженного волка. Очевидно, что серьезная проблема с волками существовала на открытых пастбищах повсеместно и к 1892 г. ситуация вышла из-под контроля.

Пищевые привычки волков также могут объяснить, почему их не рассматривали в качестве виновников убыли скота в округе Джонсон. Волк жадно насыщается, а затем прячет остатки добычи в кустарнике, где стервятники (и тем более ковбои) вряд ли смогут их заметить. К тому же волк, подобно собаке, закапывает кости. Таким образом, этот хищник практически не оставляет следов своей деятельности — исключая ситуацию, когда его добычей становится теленок: в этом случае люди увидят страдающую корову с набухшим выменем, то есть именно то, что оставил бы после себя человек, похитивший теленка. Неслучайно именно на наличие большого числа брошенных коров с набухшим выменем и жаловались крупные скотоводы Вайоминга.

Сколько животных могут истребить волки? Оказывается, много. Сегодня они ежегодно уничтожают до 10 % популяции вапити в Йеллоустонском национальном парке. Нечто подобное происходило и в долине реки Паудер. Неудивительно, что количество телят у Мортона Фрюэна никогда не совпадало с его прогнозами.

Подобная проблема возникала уже не раз. В округе Диккенс (штат Техас), на ранчо Spurs, волки стали таким бедствием[469], что был учрежден специальный фонд, который предлагал вознаграждение в размере 5 долларов тому, кто принесет скальп лобо. С аналогичной напастью, борьба с которой обходилась довольно дорого, столкнулось гигантское ранчо XIT в Техасском выступе — там даже предоставляли каждому охотнику на волков повозку, верховых лошадей, снаряжение для лагеря и вознаграждение в размере от 5 до 50 долларов за каждого уничтоженного лобо. В 1896 г., через несколько лет после войны в округе Джонсон, один из охотников XIT, Аллен Стэгг, действуя в одиночку, за одну зиму убил 84 волка.

Как минимум некоторые шайенские скотоводы, вероятно, подозревали правду, понимая, что настоящей проблемой в округе Джонсон являются не скотокрады, а волки; но можно предположить, что они держали свои подозрения при себе. Среди них были не кто иные, как Джон Клей и Хьюберт Тешмахер, занимавшие соответственно посты президента и вице-президента Ассоциации защиты округа Ларами — организации, за год до вторжения в округ Джонсон предложившей значительно увеличить вознаграждение за уничтожение волков. Но даже если бы реальная ситуация с волками была более известна, это вряд ли бы изменило ход событий. Скотокрадство давало повод для «очистки» пастбищ от поселенцев, а ущерб от волков нет.

Хотя волки и избежали наказания за «убийства» скота в округе Джонсон — подобно тому как убийства людей сошли с рук вигилантам, — это продолжалось недолго. При активном содействии федерального правительства во всех западных штатах стали предлагать вознаграждение в размере 50 долларов за каждую волчью шкуру. В 1906 г. Лесная служба Соединенных Штатов поручила Бюро биологического надзора очистить пастбища от этих хищников, фактически превратив его в государственное учреждение по истреблению волков. К 1960 г. этот хищник — ключевой вид, необходимый для существования здоровой экосистемы, — подобно бизону, оказался на грани исчезновения на территории 48 штатов.

19. Президент-ковбой

Война в округе Джонсон, возможно, и запятнала репутацию крупных скотоводов в конце эпохи открытых пастбищ, но репутация ковбоев не пострадала — более того, их стали почитать еще больше. И Теодор Рузвельт, ветеран скотоводческого бума, стал первым, кто воспользовался этим идеализированным образом в политических целях.

Героический образ ковбоя привлекал Рузвельта с самого начала, и он был достаточно умен, чтобы понять, что этот образ глубоко импонирует многим американцам. Вернувшись в Нью-Йорк, он позировал в одежде из оленьих шкур для дорогих черно-белых кабинетных фотопортретов и даже воссоздавал перед камерой некоторые события на Западе, запечатленные им в своих книгах. Он понимал, что культивирование имиджа ковбоя смягчит впечатление о нем как об аристократе родом из Нью-Йорка, выпускнике Гарварда и богатом наследнике. С этого момента Рузвельт не позволял никому фотографировать его во время игры в теннис, хотя и любил его — это могли счесть признаком элитарности.

Несмотря на понесенные финансовые потери, во время пребывания на Западе Рузвельт воспрял духом и оправился после потери жены. Он был готов предать тяжелое прошлое забвению. Однажды, за год до Большого падежа, в нью-йоркском доме Анны, своей сестры, Рузвельт увидел, как по парадной лестнице к нему спускается грациозная молодая женщина исключительной сексуальной привлекательности. Это была Эдит Кермит Кэроу, его детская любовь, а сейчас — близкая подруга его другой сестры Коринны. В детстве Тедди и Эдит вместе