Читать книгу - "Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов"

откуда он и кто, но тщетно. Тогда после наказания – 20 плетей – его сослали в Сибирь. Удивительно то, что и внешностью и ростом, и своими манерами, и даже некоторыми физическими недугами он полностью походил на императора, правившего в России с 1801 по 1825 год. В книге «Житие преподобного Авеля-прорицателя» говорится: «Император еще задолго до своего удаления в Таганрог не чувствовал себя счастливым на престоле, тяготился своим положением и все чаще и чаще возвращался к мысли, запавшей еще в юную впечатлительную душу его. А тут как раз открывшийся заговор, угрожавший и спокойствию России, и личной безопасности Государя. Если сюда прибавить тяжелые воспоминания о трагической кончине отца, то и все это, вместе взятое, не могло не подействовать на впечатлительную, мистически настроенную душу Государя, и нет ничего невероятного, с точки зрения психологической, что он исполнил свое давнишнее намерение, оставил престол и удалился. Но удалился он не в “какой-нибудь уголок Европы, чтобы безмятежно наслаждаться добром, утвержденным в Отечестве”, а в далекую, холодную, неприютную Сибирь, чтобы долгим тяжелым подвигом добровольного отшельничества искупить свои вольные и невольные прегрешения. Невольно приходят на память слова, сказанные Государем после вторжения в Россию Наполеона: “Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего Отечества и добрых моих подданных”».

Таковы психологические основания тождественности императора Александра и сибирского старца Федора Кузьмича.

В высокой степени интересные соображения привел некто Д.Д. в статье «Одна из последних легенд», помещенной в Саратовской газете «Волга» от 25 июля 1907 года. Статья эта цитируется по вышеупомянутой книге. Господин Д.Д., с детства знакомый с легендой о Федоре Кузьмиче, много думал о ней, собирал на месте сведения, спрашивал современников события. «Из всего этого, – пишет г. Д.Д. – я вынес глубокое убеждение, что без признания этой легенды невозможно нарисовать духовный образ Императора Александра Павловича, что этой именно легендой вполне объясняется и исчерпывается та двойственность личности, какая признана всеми историками, бросалась в глаза всем современникам, и толковалась вкривь и вкось всеми, кого поражала эта невообразимая смесь скрытности и искренности, величия и унижения, гордости и скромности, шума и тишины, вспышек характера и устойчивости, царственного величия и сознания ничтожности.

Только глубокий разлад с самим собою, только затаенное, не могущее быть высказанным кому бы то ни было горе, несчастье, только сознание вольной или невольной, но какой-то ужасной вины могут быть объяснены и приведенной легендой, и теми легендарными мотивами, какие я в молодости слышал на юге от лиц – современников царствования и смерти Александра Благословенного.

Большая, мятущаяся душа, сознавшая и свой и мировой грех, великая душа могла найти прощение и утешение только именно таким искусом. Но не один Благословенный старец страдал. Его страдания отразились известным образом на его душе. Те же страдания иных отразились, но отразились сильно на другой тоже не мелкой, но трагической личности – его брате Константине Павловиче. «Я б никогда не хотел царствовать, – говорил он. – Бедный Государь!»

Цесаревич Константин Павлович искренне любил своего отца. Он, проделавший с Победоносцем Российских Войск Генералиссимусом Суворовым весь Итальянский поход и в награду за то получивший титул цесаревича, думал как императорский солдат, как верный сын России. Оба они отказались от власти; гроза, прошедшая в молодости, не сломила этих двух гигантов, не подорвала их корни, но поставила перед их духовным взором нечто страшное, великое, вечное…

В книге далее написано: «Я давно уже признаю эту легенду историческим фактом. Я давно уже горжусь тем, что Русская история дала такого необыкновенного Царя, такую страшную мощь духовной силы. И я убежден, что таким мог быть только Русский Царь. Еще одна черта – чисто Русская, народная, о которой в данной «легенде» никто до сих пор не думал. Ведь старец Федор Кузьмич добровольно пострадал. Вспомните великого Достоевского, вспомните его анализ стремления Русской души пострадать: Христос страдал – и я должен пострадать, и непременно физически пострадать, перенеся человеческие унижения и боль. Вспомните, ведь старец Федор Кузьмич принял звание не Христа ради юродивого, не в схиму постригся, что было и возможно, и легко, и безопасно со стороны тайны, – нет, он назвался непомнящим родства, упорным беспаспортным, беглым и бродягою по тогдашнему определению, принял наказание плетьми и был послан на поселение».

Князь Н.С. Голицын, первым записавший народную легенду о таинственном сибирском отшельнике, объясняет причину ее появления тем обстоятельством, что Федор Кузьмич по наружности имел большое сходство с императором Александром Первым. Вот, что писал он в ноябрьском выпуске «Русской Старины» за 1800 год: «Однажды, в 60-х годах, один приятель мой, которого я навестил, показал мне небольшую фотографическую карточку, говоря: “Посмотрите, не найдете ли сходства с кем-нибудь вам известным?” Смотрю – вижу: великого роста и благолепного вида старец, почти с обнаженною от волос головою, в белой крестьянской рубахе, опоясанный поясом, стоящий среди крестьянской хижины. Лицо – прекрасное, кроткое, величественное; никакого сходства ни с кем припомнить не могу. Наконец, приятель мой спрашивает меня: “Не находите ли сходства с Императором Александром Павловичем?” Я крайне удивился, начал пристально всматриваться и, точно, стал понемногу находить некоторое сходство и в чертах лица, и в росте. Но я недоумевал, что значили эти борода, одежда, хижина. Тогда приятель и рассказал мне распространенную в Сибири легенду об Императоре Александре Павловиче, скрывшемся, будто бы, от мирской суеты в образе отшельника Федора Кузьмича».

В книге «Житие преподобного Авеля-прорицателя» далее говорится: «В Императорской публичной библиотеке есть превосходный, во весь рост портрет Императора Александра Благословенного. Изображение Императора на этом портрете имеет поразительное сходство с изображением Федора Кузьмича».

Указывают затем на портрет Александра Первого, имеющийся в Московском коммерческом училище, и также весьма схожий с карточкой старца. На этом портрете даже поза (одна рука, левая, заложена за пояс, другая – на груди) та же самая, что на портрете Федора Кузьмича.

Конечно, одно сходство императора Александра Благословенного с таинственным сибирским отшельником еще ничего не доказывает: сходство это могло быть чисто случайным. Но совершенно иную ценность приобретает оно в связи с другими обстоятельствами, могущими дать повод возникновения «легенды».

Последние дни царствования императора Александра Пер-вого, начиная с его отъезда из Петербурга в последнее путешествие в Таганрог, и обстоятельства, непосредственно предшествовавшие 19 ноября 1825 года, заключают в себе много необъяснимого, загадочного, таинственного.

Эти факты можно найти в «Житие преподобного Авеля-прорицателя», а также в книге Н.К. Шильдера «Император Александр Первый, его жизнь и царствование», в книге И.А. Галактионова «Император Александр Первый и его царствование» и ряде других изданий. Все они впервые увидели свет еще