Читать книгу - "Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов"

планами войн, кампаний и сражений, в коих им доводилось участвовать. Не случайно на требования высшего австрийского командования представить планы кампании 1799 года Суворов отправил в Вену тщательно опечатанный сургучными печатями чистый лист бумаги.

Между тем Долгоруков в возбуждении прискакал к Александру и воскликнул: «Наш успех несомненный. Стоит только пойти вперед, и неприятели отступят, как отступили они от Вишау…»

Кутузов по поводу сражения сказал свое твердое «нет». Он был убежден в бессмысленности и рискованности столкновения с Наполеоном в данной обстановке и при данном раскладе сил. Все ждали, что император отстранит его от командования. Но в тот миг, очевидно, что-то все же шевельнулось в голове Александра, и, возможно, именно в тот момент он и подумал о необходимости иметь подле себя того, кто на славу от победы претендовать не будет, а вот, случись неудача, покорно примет на свои плечи весь груз командования. Ну и свалить все можно будет на него, а самому выйти чистеньким – мол, не командовал, а только присутствовал, молод, горяч, а Кутузов опытен – мог и предостеречь…

В ночь на 20 ноября собрался военный совет, на котором генерал Вейротер стал излагать план, принятый им совместно с Александром и, как потом выяснилось, тут же переданный Наполеону. Французский император доподлинно знал диспозицию русских и австрийцев, знал время выхода колонн и порядок их движения, а потому заблаговременно подготовился к противодействию.

Кутузов был не в силах помешать, и он прибегнул к излюбленному приему – заснул во время чтения бестолковой, длинной и вызывающей раздражение нормального человека диспозиции.

Один лишь граф Ланжерон попытался задать несколько дельных вопросов: «А если неприятель нас упредит и атакует в Працене? Что будем делать? Этот вариант предусмотрен?»

Но и этот и другие вопросы остались без внимания.

Это был не военный совет – это была сущая пародия на военный совет, и недаром Лев Николаевич Толстой, как известно, хорошо разбирающийся в военном деле, изобразил его в своем романе «Война и мiр» с достойным сего мероприятия сарказмом.

Кстати, Лев Толстой показал и то, что происходило у Наполеона, который, положив перед собою переданною от Вейротера диспозицию, использовал ее для постановки задач своим маршалам, прямо указывая, как и на какое действие русских реагировать.

Когда чтение диспозиции закончилось, генералов распустили, а Кутузова разбудили. Теперь предстояло перевести диспозицию на русский язык, а затем вручить начальникам колонн. Перевод завершили лишь к шести часам утра, так что диспозиция у Наполеона оказалась гораздо раньше, чем у наших частных начальников.

А что же делали после сего театрального представления император Александр и его друзья?

Долгоруков, к примеру, пребывал в особенном волнении. Он боялся, что французы сорвут триумф, но сорвут не своими активными действиями, а паническим бегством. Он несколько раз выезжал к аванпостам и интересовался поведением неприятеля. То, что французы убегать не собираются, его радовало. До утра он носился по аванпостам. А между тем к шести часам доставили в войска диспозицию, наконец-то переведенную. Теперь всю эту бестолковую австрийскую галиматью должны были изучить начальники колонн и довести до подчиненных. Но на это уже времени не оставалось, ибо начало действий было назначено на семь часов утра.

Долгожданным для императора Александра утром 20 ноября блестящая свита царедворцев появилась на поле предстоящего сражения, сверкая заслуженными на балах орденами и знаками отличия. Никто из этой свиты в бою не был ни разу. Александр выглядел помпезно, с торжественным видом он подъехал к колонне, при которой находился Кутузов, и тут же лицо исказилось от гнева: солдаты отдыхали.

Едва скрывая раздражение, император спросил сухо и резко:

«Михайло Ларионыч, почему не идете вперед?»

«Я поджидаю, чтобы все войска колонны собрались», – осторожно ответил Кутузов, который специально задержал колонну на Праценских высотах и хотел как-то завуалировать эту свою уловку.

«Ведь мы не на Царицынском лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки», – сказал император.

Кутузов ответил:

«Государь, потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицынском лугу. Впрочем, если прикажете!..»

Нетерпеливый Александр приказал немедленно идти вперед, под картечь неприятеля, ибо Наполеон уже все приготовил для встречи русских колонн.

Кутузов не стал объяснять того, чего никогда бы не смог понять император, полагавший, что вся тактика действий войск заключается в одних лишь парадах на упомянутом уже Царицынском лугу. Четвертая колонна, при которой был Кутузов, стояла на Праценских высотах. Их-то и не хотел покидать Кутузов, понимая, что они не только господствуют над полем, но и являются ключевыми для всей позиции. Они могли сыграть важнейшую роль в случае неудачи и помочь отвести беду. Говорить о том было совершенно бесполезно, ибо Александр и не думал о неудаче. Он прогнал Русские войска с высот на радость Наполеону, который еще накануне сказал, разумеется, с подачи маршала Бертье: «Если русские покинут Праценские высоты, они погибнут окончательно».

И вот Александр, считавший себя великим полководцем, сделал так, как того хотел противник. Бездарность и тщеславие? А может, сознательное истребление русских солдат, офицеров и генералов по заданию Англии? Доказательства, приведенные в труде Г.С. Гриневича о том, что Александр вовсе не Александр, а Симеон Великий, прошедший школу в Англии, ставят все на свое место. Уж больно трудно поверить в то, что император по наивности освобождает для противника выгодные позиции, которые тот немедленно и занимает. Ведь не то что генералу, каждому солдату совершенно ясно, что ключевые позиции должны быть оберегаемы на протяжении всего сражения. А в строю было немало еще солдат, которых учили по-суворовски: «каждый солдат должен знать свой маневр». А свой маневр невозможно знать, если не знаешь маневра своего соседа и справа и слева, если не понимаешь цели действий и задач всего подразделения.

Не заслуживает сражение того, чтобы говорить о нем много. Бездарный (это мягко говоря), а по сути преступный план Александра, составленный совместно с Вейротером, тут же его и передавшим Наполеону, сделал сражение не сражением, а убийством, правда, убийством не императора, а его подданных.

Александр находился при четвертой колонне, когда упало несколько первых ядер. Одно разорвалось поблизости и осыпало его сырой уже в это время года землей. Свита разбежалась – каждый ускакал, куда кони понесли, ведь и кони у свиты в боях не бывали. Иные сподвижники императора были найдены и приведены в главную квартиру лишь к ночи, когда все уже закончилось. Александр оказался не храбрее других. Конь понес его прочь от грозной сечи, понес с такой скоростью, что уже в тылу, в кустарнике поскользнулся, уронил величавого седока, и тот, забившись