Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

простил Жозефину и никогда не напоминал о ее неверности – ни ей самой, ни кому-либо еще. Они на целое десятилетие, пока не возникли династические соображения, погрузились в семейное счастье. Теперь она, по-видимому, действительно была влюблена в него, хотя всегда называла Бонапартом. Так что история взаимоотношений Наполеона и Жозефины совсем не похожа на романтическую легенду о Ромео и Джульетте, зато она тоньше, интереснее и по-своему не менее восхитительна.

Между возвращением в Париж и примирением с Жозефиной Наполеон встретился с адвокатом и политиком Луи Гойе, который в июне вошел в состав Директории, а теперь на три месяца возглавил правительство. 17 октября Наполеона чествовали на заседании, куда он явился с турецкой саблей, подвешенной на шелковой портупее, в оливкового цвета мундире и круглой египетской шляпе. Выслушав похвалы Гойе, Наполеон в ответ заявил, что вытащит свою саблю лишь в защиту республики и ее правительства{709}. Директорам негласно пришлось решать, что делать с Наполеоном: арестовать за дезертирство (ведь он своевольно оставил армию в Египте) и нарушение правил карантина – или, как подсказывали бонапартисты, чествовать за победы у пирамид, горы Табор и на мысе Абукир, за покорение Египта, открытие Востока и основание новой обширной французской колонии. Если Директория и рассматривала всерьез совет Бернадота отдать Наполеона под трибунал, то быстро рассталась с этой мыслью, услышав, как ее собственная гвардия, узнав генерала у здания, разразилась криками «Да здравствует Бонапарт!»{710}.

В следующие дни улицу Виктуар осаждали толпы зевак и доброжелателей. Сражавшийся при Риволи генерал Поль Тибо узнал о возвращении Наполеона, находясь в Пале-Рояле:

Большой переполох в Париже не оставлял сомнений в правдивости известий. Полковые оркестры, относившиеся к городскому гарнизону, уже разгуливали по улицам в знак всеобщего веселья, за ними следовали толпы людей и солдаты. С наступлением темноты во всех кварталах поспешно зажгли огни, а во всех театрах о возвращении объявили криками «Да здравствует республика! Да здравствует Бонапарт!». То было возвращение не полководца, а вождя в облачении полководца… Во Франции осталась лишь тень правительства. Директория, чья оборона была прорвана со всех сторон, сдалась при первом приступе{711}.

Но штурм еще предстояло спланировать. Заговор против Конституции III года республики (которую Наполеон торжественно поклялся защищать) означал государственную измену и наказывался гильотиной. Более того: в Париже составлялось столько заговоров против Директории, что Наполеон не был первым претендентом на власть. В июне того года, спустя всего день после Жана-Батиста Трельяра, которого сменил бывший якобинец Гойе, произошел мини-переворот, так называемый «парламентский день» (journée parlementaire): генерал Жубер при поддержке Барраса и Сийеса сместил директоров Ларевельера-Лепо и Дуэ. Вместо них в состав Директории ввели Пьера-Роже Дюко и генерала Жана-Франсуа Мулена, бывшего якобинца. Из тринадцати человек, входивших в 1795–1799 годах в состав Директории, никто, за исключением Барраса, Карно и Сийеса, не был особенно сильным политиком.

Наполеона посетили в том числе почти все главные участники будущего переворота. Первым явился Талейран, которого в июле вынудили оставить пост министра иностранных дел, когда выяснилось, что он настойчиво требовал у троих безукоризненно честных американских представителей в Париже (среди них был Джон Маршалл, будущий председатель Верховного суда США) 250 000 долларов в виде «вознаграждения» прежде, чем перейти к разговору о погашении ссуды{712}. Талейран ожидал реприманда за то, что не поехал в Стамбул, однако Наполеон его немедленно простил.

Очень скоро Наполеона посетил Пьер-Луи Редерер – покладистый, но чрезвычайно умный политик, избранный в 1789 году в Генеральные штаты и переживший все режимы. Он станет одним из ближайших советников Наполеона. Явились Мишель Реньо де Сен-Жан д’Анжели (бывший редактор, которому Наполеон поручил управление Мальтой) и Антуан Буле де ла Мерт, важный союзник в Совете пятисот, нижней палате Законодательного собрания. В число заговорщиков в те октябрьские дни входили также вице-адмирал Эсташ Брюи из Брестской эскадры, «хорошо воспитанный и учтивый» бюрократ Юг-Бернар Маре и бывший якобинец Пьер-Франсуа Реаль, занимавший крупную должность в полиции{713}. Все эти люди после переворота получили высокие посты в правительстве Наполеона, некоторые из них стали членами Государственного совета (Conseil d’État) и почти все – пэрами Франции.

Другой ключевой фигурой заговора стал 23-летний Люсьен Бонапарт, в июне 1798 года избранный в Совет пятисот и вскоре сделавшийся его главой. Это позволило заговорщикам придать перевороту законный вид. «Высокий, нескладный, с длинными руками и маленькой головой, – описывала Люсьена Лора д’Абрантес. – Близорукость заставляла его мигать и наклоняться»[79]{714}. Кандидату на такую должность полагалось быть старше тридцати лет, и свидетельство о рождении Люсьена соответственно подправили{715}.

Название месяца брюмера образовано от французского слова brume – «туман», и нам почти непонятна внутренняя кухня произошедшего: Наполеон ничего не доверил бумаге. Сохранилось лишь два письма, написанные им между 16 октября (когда он приехал в Париж) и 9 ноября (когда осуществился переворот), и в них нет ничего компрометирующего{716}. Человек, писавший в среднем пятнадцать писем в день, 23 дня воздерживался от переписки. Однажды в его переписке уже искали улики, чтобы отправить его на гильотину, и впредь он не собирался допускать подобное. На публичных мероприятиях Наполеон снова стал появляться в мундире Института Франции вместо генеральского.

Переворот замыслил не Наполеон, а аббат Сийес, в мае 1799 года сменивший Ребелля в Директории и вскоре решивший, что правительство, лидером которого он стал, слишком некомпетентно, коррумпировано и не способно справиться с проблемами, стоящими перед Францией. Заговорщики, в том числе директор Дюко (близкий друг Сийеса), а также шеф полиции Жозеф Фуше и министр юстиции Жан-Жак-Режи де Камбасерес, имели гораздо больший политический вес, чем друзья Наполеона (кроме Талейрана), и Сийес видел в Наполеоне просто «шпагу» – орудие, необходимое для успеха предприятия. Сийес был одним из тех, кто испытывал неприязнь к Наполеону, и тот отвечал ему взаимностью. Сийес в частных беседах заявлял, что за самовольное оставление поста в Египте Наполеона следовало бы расстрелять, а Наполеон утверждал, что Сийеса следовало бы отправить в отставку за то, что он продался Пруссии (хотя доказательств этому не было){717}.

Когда генерал Жубер, первый кандидат на роль «шпаги», погиб от пули в сердце при Нови (по совпадению, в день рождения Наполеона), Сийесу не осталось ничего другого, как обратиться к Наполеону: Журдан чтил конституцию, Шерер дискредитировал себя поражениями [при Пастренге, Вероне и Маньяно], Жак Макдональд (сын шотландца-якобита) и Жан Моро, по-видимому, отклонили предложение, а Пишегрю в то время воевал. Как и в вандемьере, главная роль досталась Наполеону практически за неимением более подходящего кандидата. Талейран сумел убедить упрямого Сийеса поставить на Наполеона из-за его безупречной репутации республиканца и отсутствия альтернатив{718}. Наполеону он якобы сказал: «Вы хотите власти, а Сийес хочет конституцию; объедините усилия»{719}.

На решение Сийеса явно повлияла популярность Наполеона у парижан. Однажды в тот период Наполеон появился в ложе в театре Селестен и усадил впереди себя Дюрока, но «желание видеть Бонапарта стало настолько неистовым и единодушным», что им пришлось поменяться местами (именно этого Наполеон, вероятно, и ожидал){720}.

Наполеон и Сийес впервые встретились днем 23 октября. «Мне поручили договориться о политических условиях соглашения, – вспоминал Редерер. – Я передавал одному взгляды другого на будущую конституцию и положение, которые займет каждый»{721}. Наполеон не отдавал предпочтения какому-либо варианту и рассматривал разные предложения, но ни одно не исходило от достаточно влиятельной группы. В эти месяцы против Директории могло существовать до десяти тайных заговоров.

Ни в одном из неисчислимых промахов Директории в предыдущие четыре года было невозможно с убедительностью обвинить отсутствовавшего Наполеона. Поражения за границей лишили Францию земель, захваченных ею в 1796–1797 годах, и отрезали от германских и итальянских рынков. Россия, Англия, Португалия, Турция и Австрия примкнули ко Второй антифранцузской коалиции. Кроме того, шла «квазивойна» с США из-за сумм, которые американцы брали взаймы у французской монархии и теперь отказывались отдать французской республике. За восемь месяцев того года во Франции сменилось четыре военных министра и, поскольку солдатам давно задерживали жалованье, в сельской местности