Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

предприятия, которые сулили более быструю прибыль. Это означало, что нужно вкладывать деньги в уже существующие отрасли и предприятия, а не в новые дорогостоящие проекты, которые могут окупиться только через продолжительное время. Более того, из-за огромного количества восстановительных работ (домов, складов, церквей, магазинов и кораблей) у государства и частного сектора оставалось очень мало свободных денег, которые можно было бы направить на создание совершенно новых производств.

Поэтому большая часть венчурного капитала сицилийцев была направлена на производство традиционных сырьевых товаров, которые всегда производились на острове, зерна и шерсти. К тому времени, когда экономика начала восстанавливаться и появилось достаточно денег или кредитов, чтобы сицилийцы могли играть более активную роль в этих видах торговли по всему Средиземноморью, было уже слишком поздно это делать. К 1308 году, по словам Джованни Виллани, ежегодное производство шерстяных тканей на Сицилии сравнялось по количеству с производством во Флоренции[191]. Конечно, флорентийское сукно было гораздо более высокого качества, чем грубое сицилийское, но при достаточных инвестициях в новые водяные мельницы и особенно в добычу квасцов, которых было много в окрестностях Трапани, сицилийский текстиль имел шанс завоевать гораздо большую долю европейского рынка, что признавал сам король и пытался заставить признать и других[192]. Но внутренние инвестиции отставали, пока, наконец, в дело не вступили иностранные купцы. Обменные курсы того времени им благоприятствовали: флорин, который ранее считался по 00.06.00, в 1308 году подорожал на треть и стоил 00.08.00, что значительно облегчило купцам с севера захват контроля над экспортом текстиля. Этим объясняется резкое увеличение числа иностранных купцов, ведущих дела в королевстве. Десятки новых лиц и компаний устремились на юг, чтобы купить партии сырой шерсти и спекулировать товарными фьючерсами. Это коммерческое вторжение могло бы легко привести к обострению межэтнических противоречий, если бы инвесторам с севера не пришла в голову идея нанимать местных жителей в качестве своих представителей. Начавшаяся миграция населения напрямую отвечала интересам северян, поскольку в каждом городе на побережье имелся избыток недавних иммигрантов — людей зачастую, не имевших местных семейных связей или надежного способа прокормить себя, — которые могли выполнять их поручения. Так, если мы возьмем за основу нотариальный реестр Бартоломео ди Сителла за 1307–1308 годы, то увидим агентов по закупкам происходивших родом из Агридженто, Бивоны, Бутеры, Какамо, Кальтабеллотты, Кальтаниссетты, Кальтавутуро, Каммараты, Кастельветрано, Кастроджованни, Кастроново, Чефалу, Чиминны, Корлеоне, Гераклеи, Ганджи, Джерачи, Ликаты, Мистретты, Монреале, Монте-Сан-Джулиано, Наро, Петралия-Сопраны, Петралия-Соттаны, Пьяццы, Полицци, Сан-Мауро, Салеми, Шакки, Склафани, Термини. Все они работали в Палермо от имени иностранных купцов[193].

Еще одним заметным недостатком острова была его неспособность развивать транспортную торговлю. Будучи естественными портами для кораблей, проходящих между западным и восточным бассейнами Средиземного моря, такие города, как Палермо, Трапани, Шакка, Сиракузы, Катания и Мессина, давно привыкли к виду иностранных торговых судов, заходящих в гавань, но не обзавелись собственными крупными торговыми флотами. Верфи Мессины, конечно, были способны производить суда всех размеров и часто с большой скоростью. Но подавляющее большинство сицилийских морских судов были небольшими, предназначенными скорее для местных рыбаков или для каботажа в прибрежных водах острова и доставки товаров из одного порта в другой, чем для плавания в открытом море. Этот феномен во многом объясняют долгие века колониального господства иностранцев, поскольку правители острова явно были заинтересованы в монополизации международной торговли. Контролируя как порты, так и проходящие через них морские суда, иностранные династы могли обеспечить себе наибольшую прибыль. Этим объясняется одна из первых привилегий, которую мессинские купцы потребовали от новых каталонских монархов, а именно: налог на внешнюю торговлю (dohana mans) в гавани Мессины взимался с судовладельцев, а не с купцов, которые использовали эти суда для перевозки своих грузов[194]. Поэтому сицилийцы сочли, что лучше использовать существующие коммерческие структуры в своих интересах, чем вкладывать свои средства в новое, несомненно, дорогостоящее предприятие по созданию собственного торгового флота. За исключением крупной компании адмирала Коррадо Дориа, который владел многими собственными кораблями, существует лишь несколько документов, свидетельствующих о морских галерах и коггах, принадлежавших сицилийцам. Изредка встречаются упоминания о судах, принадлежавших сицилийцам и управлявшихся сицилийцами, — как правило для торговли с Востоком, — но важно отметить, что даже в большинстве этих упоминаний судовладельцы были "сицилийцами" только по имени. Мессина, как мы видели, во многом обязана своим ростом иммигрантам-торговцам из Амальфи, которые привозили с собой товары и капитал, а зачастую и корабли. И, как мы увидим далее, приток предпринимателей с полуострова продолжался еще долго после прибытия каталонцев. Таким образом, многие из подтвержденных "сицилийских" перевозчиков были сицилийцами только номинально, что прекрасно знали местные бунтовщики, выступавшие против привилегий иностранцам.

Коренные сицилийские кораблестроители и флотские команды, по всей видимости, в значительном количестве покинули остров к концу войны. Они снова появляются в основном в восточном Средиземноморье, нанимаясь на службу на Кипре, в Акко, Армении и вплоть до Черного моря[195]. Такая миграция говорит о том, что они либо считали невозможным, либо маловероятным заработать на жизнь на родине перед лицом неизбежного возвращения анжуйцев. Лучше было попытаться использовать свои навыки и корабли в другом месте. Более того, те сицилийские купцы, которые вкладывали значительные средства во внешнюю торговлю, предпочитали перекладывать риск транспортировки своих товаров на плечи других. Например, торговцы зерном и вином, действовавшие из Мессины, Катании и Сиракуз, для доставки своих грузов в Левант полагались на пизанские флоты. Это объясняет, почему в Акко, где большое количество продукции из Валь-Демоне и Валь-ди-Ното регулярно продавалось госпитальерам, не было сицилийского консульства, и грузы разгружались под наблюдением пизанских чиновников.

Таким образом, хотя прибрежные города продемонстрировали значительные способности к адаптации, проблемы, с которыми они столкнулись после заключения мира, в конечном итоге оказались слишком велики, чтобы их преодолеть. Рыночные структуры, ограниченные ресурсы, перенаселение, культурные различия, уязвимость перед нападениями пиратов и межгородское соперничество — все это препятствовало экономическому росту в масштабах всего королевства и разжигало городской партикуляризм. Центральное правительство пыталось стабилизировать ситуацию, стандартизируя и кодифицируя тарифы и методы сбора налогов, которые пережили несколько сложных изменений с тех пор, как нормандцы в XII веке впервые создали комплексную фискальную администрацию[196]. Вероятно, эти усилия были направлены как на упрощение сбора налогов и ведения учета, так и на развитие надрегиональной торговли, поскольку ни до, ни после, кодификации в значительных объемах не наблюдалось. Тем не менее, города получили определенную выгоду, что видно из прошения Палермо направленного королю в 1312 году о включении в новый тарифный механизм: "Город уведомляет Ваше Священное Величество, что из-за большого количества и разнообразия тарифов королевских налогов, люди жизнь которых зависит от импорта и экспорта товаров, как по суше, так и по морю… и купцы, прибывающие в порт со своими товарами,