Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

Важно отметить, что далее они вырвали у Федериго обещание, что во всех разумно оспариваемых случаях юридическое толкование первоначальных привилегий, если они будут оспорены, всегда будет в пользу того человека или города, кому они были первоначально предоставлены. Эта уступка слишком часто игнорируется историками. По сути, она предоставляла каждому муниципалитету полную автономию в отношении его собственной торговли или, по крайней мере, тех ее аспектов, на которые ранее была предоставлена привилегия[164]. Если, например, Шакка не могла получить новую привилегию, сопоставимую с предоставленной соперничающему порту Мадзара, все, что ей нужно было сделать, это интерпретировать уже существующие привилегии в желаемом ключе и настоять на согласии короля, что нередко случалось в 1320-х и 1330-х годах. Также можно было прибегнуть к проверке королевских чиновников. Учрежденный в 1296 году городами Парламент, который за десять лет превратился в трехпалатный орган, в котором было по одной палате для духовенства, дворянства и представителей городов домена, должен был собираться ежегодно в День Всех Святых, чтобы рассмотреть действия, предпринятые в прошлом году всеми королевскими чиновниками, и заставить их "покаяться и отречься" от их неадекватных решений или коррупции[165].

Злоба на церковь все еще была высока, и насилие на улицах могло стать результатом необоснованного обвинения в приверженности к гвельфам. Даже в десятилетие после заключения мира в Кальтабеллотте страсти кипели достаточно сильно, чтобы вызвать массовые беспорядки, как это случилось в Корлеоне в 1309 году, когда между двумя городскими группировками вспыхнула жестокая борьба, "которая, казалось, могла уничтожить весь регион"[166]. Чтобы избежать подобных столкновений, в Constitution был включен запрет называть кого-либо гвельфом или предателем, а также четкий запрет королю заключать какие-либо соглашения с папством без согласия Парламента[167]. Духовенство на Сицилии было обязано платить ненавистный ему налог collecta,  всякий раз, когда налоги взимались с городского населения, а местные церкви должны были продать "в течение одного года плюс один месяц, одну неделю и один день" все имущество, завещанное им верующими[168]. Иными словами, Церкви могли быть возвращены владения и привилегии, которыми она обладала до Сицилийской вечерни, но дальнейшие приобретения были ограничены, в надежде положить конец церковному влиянию в королевстве. Опасаясь других видов насилия и злоупотреблений, города потребовали дополнительных предписаний, запрещающих на их территориях ношение оружия (за исключением высшей или низшей аристократии, которая имела право носить меч и кинжал) и гарантирующих, что уголовные дела, обжалованные в королевских судах, будут рассмотрены и решены в течение двух месяцев.

Таким образом, характер отношений между городом и королем был определен. Каждый муниципалитет управлял городскими делами самостоятельно в соответствии со своими традициями и обычаями и придерживался собственной коммерческой стратегии, а центральное правительство собирало налоги и следило за выборами в городские магистраты, но в остальном практически не имело над городами прямого контроля. Однако у городов были ограничения иного характера. В отличие от городских коммун Северной Италии, города Сицилии не владели прилегающими землями и не контролировали окружающие их районы, а без такого контроля над контадо (contado) каждый муниципалитет был под угрозой лишения ресурсов, от которых зависела его экономика. По мере того как в города стекалось все больше мигрантов, для них становилось все более важным приобрести юрисдикционную и коммерческую власть над своими окрестностями. Таким образом, города решительно стремились либо получить прямой контроль над окружающими их районами, используя те или иные уловки, либо защитить себя от возможных потерь, добившись дополнительных субсидий или привилегий, основанных на своем долготерпении в интересах центрального правительства. По прошествии десятилетий общим эффектом этих стратегий стало усиление локалистских и изоляционистских тенденций, которые уже присутствовали в каждой городской общине, пусть и за счет соседних городов или королевства в целом, а иногда и особенно за их счет.

I. Экономические стратегии

До середины царствования только Мессина имела значительное влияние на свой контадо. Уникальное расположение Мессины на берегу пролива в сочетании с уникально низкими возможностями ее сельской глубинки привели к созданию производственной и торговой экономики, которая требовала закупки сырья на территории всего Валь-Демоне. Чтобы Мессина могла выжить, а тем более процветать, она должна была иметь беспрепятственный доступ к ресурсам всего района, и поэтому мессинские купцы и городская элита всегда особенно настойчиво добивались от правительства уступок. Например, чтобы обеспечить регулярное наличие галер и других торговых судов, Мессина еще в 1199 году получила контроль над Рандаццо, расположенным над долиной Алькантара известной своей древесиной. Постоянный приток качественной древесины помог сделать верфи Мессины самыми крупными и производительными в королевстве, что позволило при необходимости с завидной скоростью строить и оснащать корабли для торговли или войны. Особое внимание уделялось тому, чтобы город был коммерчески и политически стабильным, что не мешало фальсифицировать привилегии, когда это считалось полезным. Большинство таких фальсификаций удавалось, поскольку из-за упадка королевских архивов после того, как анжуйцы ушли, забрав с собой свои записи, правительство не имело эффективных средств проверки подлинности представленных городу привилегий. Действуя на основании одного из таких фальсифицированных прецедентов, Федериго, например, подтвердил право Мессины выбирать magistri jurati на всей своей территории — которая к 1302 году была расширена и включала равнину Милаццо, единственную крупную территорию производства зерна в Валь-Демоне[169]. Это значительно расширило юрисдикцию муниципалитетов и облегчило контроль над региональной экономикой. Кроме того, Мессина обладала монополией на производство вина (импорт был категорически запрещен), что приносило немалый доход ведущим купцам. А высшее должностное лицо города, stratigoto, получило власть над несколькими более древними юрисдикциями, простиравшимися вплоть до Кастроджованни. Но даже когда Мессина набрала силу, проблемы не исчезли. Из-за сильной миграции на восток и из-за того, что Мессина привлекала непропорционально большой процент мигрантов, запасы зерна всегда были опасно малы. Даже в годы высоких урожаев Мессине приходилось зерно импортировать, но поскольку западная Сицилия активно экспортировала зерно в Северную Италию, Тунис или Каталонию, Мессине приходилось искать источники снабжения в других местах. Поэтому городские лидеры стремились восстановить традиционные торговые связи с анжуйской Калабрией. Продукты животноводства, такие как сыр и солонина, немного древесины, вино, возможно, шелк или даже железная руда, были доступны в достаточном количестве для обмена на зерно, производимое крупными латифундиями анжуйцев[170]. Несмотря на существовавшую между королевствами вражду, вполне вероятно, что король поддерживал такую торговлю даже в периоды открытых войн, поскольку торговля с Калабрией технически считалась внешней торговлей и, следовательно, облагалась королевскими пошлинами. Торговля с полуостровом была настолько важна, что мессинские лидеры даже открыли собственное консульство в Неаполе после того, как в 1320-х годах началась последняя фаза анжуйского наступления на Сицилию[171]. Мессина также вела обширную торговлю с Левантом, особенно с Египтом, так в справочнике Пеголотти, например, приводятся цифры пересчета весов и мер, использовавшихся в Мессине, и мер, применявшихся