Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

от упадка, в который попала вся Сицилия, никогда не терял благосклонности короля или власти в правительстве. Более того, Вентимилья казался неуязвимым для любой критики или попыток подорвать его главенствующее положение в обществе. Наконец, не выдержав, Джованни вернулся с отрядом немецких наемников и стал рыскать по улицам Палермо, пока не встретил Франческо, которого они сбили с ног, но не смогли убить. Джованни и его люди поспешили в свои горные крепости и созвали сторонников своего дела, пообещав им помощь германского императорского двора. Теперь это было движение против неэффективного, коррумпированного и несправедливого иностранного правительства, а также против конкурирующей дворянской семьи, очерненной как лизоблюды монархии. Эта помощь из Германии, разумеется, так и не прибыла, поскольку у Людвига были другие приоритеты (кроме того, Федериго был полезным источником кораблей и людей для североитальянских гибеллинов). Джованни и его сторонники, столкнувшись с нарастающей против них кампанией, решили снова покинуть остров, а его земли были быстро конфискованы правительством. Отказавшись от связей с императорским двором, Джованни и его сторонники перешли на сторону анжуйцев, что вызвало обвинения в измене, встречные обвинения, цепь восстаний и репрессий, и к вящему удовольствию неаполитанского двора к 1335 году была подготовлена почва для разрушительной междоусобной войны[152]. Опасность была настолько велика, что Федериго неожиданно добавил к своему завещанию кодицил, в котором говорилось, что в слишком вероятном случае, если он и вся его семья погибнут в войне, трон должен перейти к Альфонсо Арагонскому[153].

Полномасштабная война между баронами началась после смерти Федериго, и все стороны совершали бесчисленные злодеяния. Но важно признать, что и эта трагедия была обязана своим зарождением международным проблемам Сицилии. Упадок экономики с середины царствования привел к огромным лишениям для класса землевладельцев, чья земельная рента и доходы от сельского хозяйства стремительно падали, что открыло путь как для их озлобления против городов (куда бежали их крестьяне, и где были другие экономические возможности защищенные обширными привилегиями) и против правящей каталонской элиты, так и для их возможности увеличить свою власть в горных районах. В конце концов, сам Федериго, возможно, неохотно, но последовательно, дал им возможность вырасти в более сильную и независимую группу, отменив запрет на субинфедерацию, предоставив им уголовную и гражданскую юрисдикцию (merum et mixtum imperium) в своих владениях и, наконец, назначив многих из них на военные должности в городах, которые они так презирали. Чем больше приходила в упадок сицилийская жизнь, тем больше бароны имели возможность доминировать в обществе и сваливать вину за расширяющиеся проблемы на правительство. А связи короля с гибеллинами на континенте послужили для Джованни Кьяромонте и его людей удобным оправданием для обращения к германскому императору как номинальному господину непокорного монарха. Когда Людвиг не оправдал ожиданий Джованни, возмущение и разочарование последнего были настолько велики, что он был готов, по крайней мере временно, отстаивать интересы Анжуйского дома как законных государей. То, что так много представителей сицилийской элиты рассматривали возможность возобновления анжуйских претензий на королевство (пусть даже в качестве тактической меры) красноречиво говорит об ужасающих масштабах упадка Сицилии к моменту смерти Федериго.

Сицилию легко критиковать за чрезмерное расширение власти аристократии и ее отказу от лояльности короне. Несмотря на впечатляющий экономический и социальный подъем, последовавший за миром в Кальтабеллотте, брать на себя столько обязательств перед иностранными державами было просто безрассудством. Что нужно было стране — и что, по правде говоря, правительство пыталось предложить, пока не возникли соблазны 1311–1313 годов, — так это организованные усилия по извлечению выгоды из процветания путем развития новых производств, торговли, более эффективного Парламента, более справедливых средств решения социальных проблем, вызванных демографическими сдвигами, большего количества школ, лучших дорог. Предложение вернуть Афинское герцогство Неаполю и оказать помощь в дальнейшей анжуйской экспансии на Восток могло бы заставить анжуйцев отказаться от претензий на "Тринакрию" и принести мир. Но необычные возможности, которые появились или казались появившимися в 1311–1313 годах, оказались непреодолимыми как для вдохновленного евангелическими настроениями королевского двора, так и для общества в целом. Что бы мы ни думали об этом грандиозном видении средиземноморского господства и духовного очищения, мы должны признать, что для Сицилии времен Федериго такое видение существовало временно, и что это видение заманило королевство в свою сеть внешних связей, которые, доставляли острову проблемы до самой смерти короля. Из этой сети, как только она появилась, выбраться было невозможно.

Таким образом, чтобы оценить влияние войны с Неаполем на ужасающий упадок сицилийской жизни, необходимо расширить кругозор и принять во внимание не только непосредственную войну ведшуюся на сицилийском и калабрийском побережьях. Эта война представлявшая собой серию набегов и осад крепостей, которые то и дело переходили из рук в руки, стоила достаточно дорого, принесла людские потери и прервала торговлю, но вряд ли сама по себе была достаточна, чтобы объяснить распад королевства. Николо Специале, как мы видели, относит начало упадка к периоду 1311–1313 годов, но в этом, возможно, больше символической, чем буквальной правды. Есть явные свидетельства того, что серьезный социальный и экономический упадок начался только в 1317 году, особенно в Валь-ди-Мазара, поскольку большинство папских предложений на переговорах с того времени были связаны с предоставлением Федериго постоянного контроля над западной Сицилией (плюс некоторые другие заморские земли, например, Албания или Кипр), если тот откажется от более стабильных восточных валли[154]. Однако более вероятно, что серьезный упадок начался не ранее 1320 или 1321 года и начавшись, быстро ускорялся на протяжении 1320-х годов. Успехи за границей могли на время отвлечь внимание от неудач на родине, и, возможно, по этой причине внешняя экспансия предпринималась с большей энергией. Но вскоре стал очевиден крах любых разумных надежд на международный успех как компенсацию или возможное средство от внутренних проблем. После кратковременной первоначальной выгоды, вызванной формированием нового товарного рынка, Афинское герцогство представляло собой постоянную проблему для королевской казны и, следовательно, препятствие для экономического развития острова. Чем больше земель герцогства правительству приходилось отчуждать для поддержания там своей власти, тем больше ему приходилось возмещать потери в другом секторе экономики. То же самое можно сказать и о связях с Каталонией и североитальянскими гибеллинами. Невозможно оценить общие затраты королевства на ведение этих войн, поскольку документации просто не сохранилось. Тем не менее, можно сделать некоторые общие выводы.

Во-первых, десятки тысяч людей были убиты, а еще десятки тысяч были вытеснены с земли, лишены крова, отправлены в изгнание или доведены до нищеты. (Не случайно в большинстве историй в Декамероне Боккаччо фигурирует молодая вдова-сицилийка). Обычно переселенцы устремлялись в ближайший город, где, как они надеялись, постоянная нехватка рабочей силы давала шанс начать новую жизнь, но многие устремлялись на восток или даже эмигрировали в Сардинию или Тунис, когда находили жизнь в Палермо, Трапани, Мадзаре или Агридженто не легче, чем в безлюдной сельской местности.