Читать книгу - "Одна маленькая жизнь. В поисках следов - Маттиас Клингенберг"

В рамках командировки старший инспектор Нордруфт и секретарь совета Хайнеман 21 мая 1962 года посетили место захоронения 17 русских военнопленных в Больцберге близ Гаденштедта […] Могилы располагаются в лесистой местности, в непосредственной близости от окраины леса. Маршрут планируемой объездной дороги пройдёт по кромке леса, однако могилы затронуты не будут.

Затем, 1 июня, эта информация включается в письмо, адресованное району:

Даже принимая во внимание запланированное строительство объездной дороги, которая пройдёт неподалёку от места захоронения, не считаю перезахоронение 17 погибших военнопленных необходимым и соответствующим государственным интересам. Место захоронения изолировано, уход ему обеспечен. Особых причин, обосновывающих перезахоронение, не представлено.

Интересно, что, несмотря на это, он меняет тон и добавляет:

Однако в случае, если «Ильзедер хютте» заинтересовано в перезахоронении с целью освобождения от обязательств по уходу за кладбищем, я не стал бы категорически возражать. […] При этом расходы по эксгумации и перенесению останков из Гаденштедта в Кл. – Целлерфельд не могут быть покрыты из государственных средств.

Несмотря на то что, согласно договору, «Ильзедер хютте» оплачивает эксгумацию, транспортировку, перезахоронение и установку мемориального камня, компания освобождается от дальнейших (в том числе финансовых!) обязательств перед погибшими, Советским Союзом и собственной историей:

После успешного перезахоронения могилы будет содержаться за счёт средств города Клаусталь- Целлерфельд.

Полная победа района и тяжёлой промышленности по всем фронтам!

Но прежде чем что-то предпринять, необходимо получить согласие «Посольства Союза Советских Социалистических Республик – Консульского отдела – в Роландсверте под Бонном». Письмо в посольство датировано 5 ноября 1962 года. Вероятно, из-за того, что посольство не ответило на него, в марте 1963 года в Министерство иностранных дел поступила просьба дать оценку действиям посольства. В ответ на это (в мае) МИД составил вербальную ноту и при этом сообщил:

В соответствии с опытом, накопленным Министерством иностранных дел, не следует ожидать, что посольство Союза Советских Социалистических Республик выскажется относительно вербальной ноты.

Далее МИД рекомендует приступать к делу, не ожидая ответа со стороны посольства. И 24 октября 1963 года район уведомляет председателя окружного совета:

17 русских военнопленных, похороненных в 1942/43 годах на кладбище в Больцберге (Гаденштедт) […], 16 октября 1963 года были перезахоронены на русском кладбище «Ан ден Пфаунтайхен» в Клаусталь-Целлерфельде. Настоящим вручаю поданное муниципалитетом Гаденштедта уведомление о внесении изменений от 22.10.1963 (второй экземпляр).

Уведомление, согласно которому 17 погибших «вынесены» из списка военных захоронений района, – последний документ в папке. Вот теперь от них (наконец-то!) отделались.

Итак, нам удалось узнать, как произошла ликвидация кладбища в Больцберге, кем были основные акторы, и, кроме того, у нас появилось как минимум одно хорошо обоснованное подозрение относительно движущих мотивов их действий. Теперь перед нашей небольшой рабочей группой встал вопрос, как правильно отреагировать на это положение вещей, и мы вернулись к идее установить старый мемориальный камень на прежнее место. Воспользовавшись единственной подсказкой, найденной в Сети, мы написали профессору, проводившему биосенсорное исследование на кладбище в Клаустале. И не зря. Вскоре он ответил и прислал изображение камня, уже поднятого, уложенного на паллеты и ожидающего дальнейшей участи на частной стройплощадке.

Восстановить – да, но где? С нашей точки зрения, существовало только три адекватных места. 1. (Как уже говорилось) на прежнем пьедестале в лесу «Ин-дер-Мозе». 2. На бывшей территории завода – месте работы и смерти тех семнадцати. 3. У так называемого «Мемориала немцам, павшим в обеих войнах» перед деревенской церковью – в логике контрапункта. Мы выбрали последний вариант, чтобы поставить памятник в центре деревни. Был и ещё один аргумент: только здесь деревенская история времён национал-социализма будет помещена в критический контекст.

При поддержке всё того же Народного союза по уходу за воинскими захоронениями нам удалось убедить строительное управление союза общин Оберхарц передать камень для повторной установки. Одновременно мы обдумывали образовательную концепцию. С нашей точки зрения, не имело никакого смысла просто установить (или восстановить) камень, не рассказав при этом его историю и истории людей, о которых он должен напоминать. Не считая школьных семинаров, публичных лекций и проектных недель, мы сразу подумали о стенде. С его помощью можно было бы коротко и ясно рассказать заинтересованным прохожим самое главное о семнадцати подневольных рабочих. Возможно, одна или две личные карточки, присланные Алексеем и Павлом, плюс текст о принудительном труде на заводе и судьбах погибших. Конечно, не помешала бы и фотография места захоронения, чтобы показать, как заросшая поляна в Больцберге выглядела когда-то. У нас самих фотографии не было, но мы думали, что найти её будет не так уж и сложно. Как бы не так!

Не вдаваясь в подробности – ничего не вышло. Даже открытый призыв и прицельная раздача листовок жителям не принесли результата. Не стоило ожидать от местных большого интереса к «русскому кладбищу». К сожалению, это вполне логично.

По дороге к бывшему военному госпиталю

9 мая 2015

Вечная слава вам, жертвы фашизма.

Надпись на стеле в Гаденштедте

9 мая 2015 года. Сегодня семидесятая годовщина окончания войны. Сегодня или вчера – в зависимости от того, какой из актов о капитуляции считать более важным, символичным или просто более близким к собственному жизненному и культурному пространству. Во многих странах, прежде бывших частью Советского Союза, 9 мая всё ещё остаётся одной из важнейших дат и отмечается как всенародный праздник. Он напоминает о капитуляции нацистской Германии в берлинском Карлсхорсте.

В четверг вечером, 7 мая, я приземлился в Ганновере. Меня встречают родители. В маленьком аэропорту было бы совсем пусто, если бы не наш стамбульский рейс. Когда я выхожу с паспортного контроля, чемодан уже ждёт. До деревни мы доезжаем примерно за три четверти часа. Мне любопытно, как выглядит наш мемориал, так что я прошу отца ненадолго остановиться у деревенской церкви, где заново установлена «гаденштедтская стела» – так мы теперь называем бетонный монумент между собой. Церковь XII века ассоциируется у меня с важнейшей частью юности и взросления здесь, в Гаденштедте. С ней связано бесчисленное множество хороших воспоминаний, но негативных ещё больше. Когда-то я был активным членом христианских скаутов, участвовал в политической жизни Церкви Святого Андреаса, не ладил то с одними, то с другими и вскоре после окончания школы покинул деревню. Из машины отца я выхожу со смешанными чувствами, боязливо поглядывая по сторонам: нет ли поблизости кого-то, кто может меня знать… К