Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

берёзовой колыски

До своей могилы.

И там, где зарыли отца

На юру,

У вспаханных им полос, —

Как в песне его, на осеннем ветру —

Звенели кусты верболоз.

«В шестнадцать лет ещё живут поверья…»

В шестнадцать лет ещё живут поверья,

Рассказы бабки, тёмные углы,

Русалки в поле и жар-птицы перья,

Зарницами летящие из мглы.

Любые вещи понимают душу:

Жив табурет – он хром и одинок,

Ударит ветер и песок задушит,

Волна придёт и опрокинет с ног.

Они – враги. Но есть друзья из них же:

Ветла над речкой, витютень в дупле, —

В шестнадцать лет они роднее, ближе,

Понятнее, чем люди на земле.

Мы им доверим всё, чем улыбнулась

Скупая жизнь – любовь свою и злость,

Всё тайное, что подарила юность,

И всё, что с детства в сердце береглось.

А мальчик уходил к песчаным мелям

И тайно ненавидел, как тюрьму —

Покорную, распластанную землю,

Пустой простор, ненужный никому.

Он всё смотрел на горизонт далёкий

Над морем непокорным и седым.

И где-то в сердце жили, бились строки

Безвестной песни, вычитанной им

В календаре…

Жадность

Николаю Островскому

Впереди – вся жизнь.

И день мой светел.

Только бы прожить не как-нибудь.

Только б не затишье вкруг, а ветер,

Встречный ветер упирался в грудь.

Есть такие люди – их немало —

От земли до облачных высот

Их к себе навеки привязала

Скорость, уводящая вперёд.

Все они – поморы, звероловы,

Громких бурь залётные сыны.

У таких орлов – глаза суровы

И пути полночные ясны.

Все они – разведчики, шахтёры,

Плаваний далёких штурмана;

Перед ними – всей земли просторы

И за их плечами – вся страна;

И за их плечами – жизнь простёрлась,

Пройденная, трудная, в боях.

Но – вперёд, вперёд уводит скорость,

Свежий ветер стонет в парусах.

Вечное исканий беспокойство,

Мужество диктует – уходи

Шевелить песков горячих вёрсты,

К полюсу прокладывать пути.

Так они живут. И если злая

Тишина войдёт во все дела,

Как орлы – в полёте умирают,

Скорость израсходовав дотла.

Я хочу себе такую долю

Чтобы, до последних дней боец,

В час, когда меня, как колос в поле,

Встречный ветер срежет под конец, —

Вспомнить горы в голубом покое,

Холод неизведанных высот,

Тропы, мной исхоженные, коих

Никогда никто не перечтёт.

1937

«Памятник, полки страниц нетленных…»

Памятник, полки страниц нетленных,

Перечень забытых мелочей,

Чествованье в громе юбилейных,

Деловых речей,

Это мимо; это только дата,

Самых будних суток не длинней;

Пролетит, и вспомним: был когда-то

Этот юбилей.

Но другое – вёрстами разлуки,

Сотней лет не стёртое пока,

После нас воскреснет в наших внуках.

Что ему века?!

От рожденья отступив полшага,

Изумлённо выползем из дыр

В выпуклый, от дома до оврага,

Неизвестный мир.

В эти дни, когда живут игрушки,

Реки светлым мёдом налиты,

К нам тогда впервой выходит Пушкин

В сказках золотых.

Сев за парту, наизусть изучим

Виденное наяву не раз,

То, как «мчатся тучи, вьются тучи»… —

Долгих зим рассказ.

Детство. Зимний вечер. На опушке —

Лёд запруды в снеговой опушке,

Звон коньков, пока закат не сгас.

Это было? Или, может, Пушкин

Выдумал для нас?

Но взрослели. И когда по плану

Вёснами запахли ночи пьяно, —

Кто не повстречал из нас тогда

Девушки, похожей на Татьяну?..

Это было? Да!

И сейчас не юбилейным дымом

Чтим поэт,

Не сотней толстых книг…

Он встаёт от нас неотделимо,

Никому не равный из живых.

Как же занесёт его в морозы

За сто лет ушедшая зима?

Это ведь не памятник, не бронза,

Это – наша молодость сама.

1937

Казахстан

От волжских седых камышей до Китая,

Раскинув долины в подножье Алтая,

Где хлопок белее, чем горный туман,

Где звоном пустыни бесценного клада

Наполнила медь рудники Коунрада,

Лежит золотая страна Казахстан.

Недаром дрались степняки-скотоводы

И падали в славе в бессмертные годы

Во имя своих человеческих прав,

За вольную волю, за братство народов,

Железом и кровью страну отстояв.

Штыками добыта тропинка любая

В горах, где добили последнего бая,

Где спутан бандита пастуший аркан,

Чтоб стал на Востоке здесь непобедимо,

Одним из одиннадцати побратимов,

Овеянный солнцем степным Казахстан.

Чтоб ныне страны необъятной хозяин —

Горняк Коунрада, пастух и декханин,

Из мрака пробившийся к светлой судьбе,

Сам выстроил домны, театры, больницы,

Поставил своих часовых у границы

И сам бы правительство выбрал себе!

Октябрь 1937

Муко

«И назовёт меня всяк сущий в ней язык…»

Сядем.

Хочешь – тебе расскажу я,

Как, с моря добравшись до материка,

Бураны гремят над речкою Жуей,

В ходячие смерчи скрутив облака;

И – колется лёд в пламенеющих звёздах,

И мечется, снегом летучим шурша,

Свирепой, стоградусной крепости воздух,

Которым нельзя человеку дышать:

Чернеет гортань и вскрываются вены…

Спроси, если будешь за этой рекой, —

Тебе на Бода́йбо расскажут эвены,

Как через кучун[2] пробивался Муко.

…Снег резал лицо кислотой муравьиной.

И было неясно в клубящейся