Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

тьме:

Земля ль это – в небо,

Иль небо – лавиной

На землю летит в снеговой кутерьме.

Муко задыхался…

Но лыжи упорно

Скрипели, скрипели всю ночь напролёт,

Пока не уткнулись в открытую прорву

Реки,

На куски разрывающей лёд.

Понял: теперь не уйти.

Устало

Сбросил пудовую сумку с плеч,

Сполз от ветра – к реке, под скалы,

Вынул огниво, пытаясь зажечь

Обломки лыж…

А трут, подпрыгивая,

Вспыхивал и угасал через миг.

Теряя сознанье – вспомнил: книги —

Книги, целая сумка книг.

Если поджечь – полчаса гореть им…

Но, бросив кремень и огниво, в узком

Проходе

Муко своим телом накрыл

Книги, в которых, через столетье,

Далёкий поэт – на родном, на тунгусском,

На звонком наречии заговорил.

«А ночь всё плывёт и плывёт. Только глухо бормочет…»

…Вчера ещё думал, что он – человек,

И видели люди: волк.

А ночь всё плывёт и плывёт. Только глухо бормочет

Река, выползая на мягких, на бархатных лапах

Из старого русла. Да первый взъерошенный кочет

Горланит и гасит огни в керосиновых лампах.

Но в правлении – свет. Суетится завхоз.

Дружина вкатывает можары.

За бригадирами следом в колхоз

Задами прошёл председатель с пожара.

У тока его из густых верболоз

Сторож окликнул: «Ну, как там, Вася?»

– У, ну вас! Спалил пол-омёта ржи…

– Петренка? Вот гад… Да откуда ж он взялся?

– Оттуда… Вас только поставь сторожить,

Воро́н…

И спокойно уже отозвался:

– Из ссылки… Ну, больше он не убежит!

…………………………..

В правлении – сизый дымок папиросный.

Докладчик из Райземотдела гудит:

«…Выходит, что сев ваш не ранний, а поздний, —

Кругом все колхозы идут впереди.

Апрель на исход, – подумайте сами, —

Вы с севом не двигаетесь ни на пядь…

Уж как там хотите, а красное знамя

Сегодня придётся у вас отобрать,

Поскольку…»

На красную скатерть в окурках

С дымом посыпалась штукатурка:

Враз из дремучих бород и усов

Сто протестующих голосов

Рявкнули, наперебой забасили:

– Куда?!. Не дадим!.. Говори, Василий!

– Ва-а-асилий!

– Инспектору слово дайте…

– Уйди ты с инспектором… Пусть председатель…

Василий поднялся: «Товарищи, тише!»

Замолкли…

За стенкой скрипел журавель,

Качаясь под ветром, и звонко о крышу

Бубнила, с берёз осыпаясь, капель.

В окно потянуло, в полуночном гуле

Деревьев – черёмухой, талой грязцой…

И все, как один, почему-то вздохнули;

Василий к стене отвернулся лицом,

И тихо: «Товарищ, скажи у себя там

В районе —

Выходим сегодня… Подряд,

Всей силой… До сторожа… Сорок бригад.

А ждали затем, что земля сыровата;

Боялись – коней надорвём по низинам,

У нас вон – неделю стоят трактора,

А вы до сих пор не даёте бензина…

Сулили, сулили… А дать бы – пора.

Ну, кончен. Утром выходим. А знамя…»

И вдруг повернувшись,

В махорочный дым

Бросил:

«Оно завоёвано нами.

Так как же?..».

И грохнуло: «Не отдадим!»

Завхоз, огрызаясь, полез от порога,

Неся полотенце и ковшик пустой,

В президиум:

– Вася, утрись, ради бога,

Весь в саже…

Василий нагнулся:

– Постой…

И на ухо гостю: «А как с агрономом?

Ведь этот – не знаешь, куда его деть, —

Нигде не пригоден – ни в поле, ни дома…

Его до сих пор заменял у нас дед, —

Так он уже старый… Ослеп февралём.

Так как же, пришлёшь, что ли?»

– Завтра пришлём.

…………………………..

Весна подымается белым серебряным паром,

И он, словно в чашах, стоит по низинным разлужьям.

Набрякли зелёным огнём тополёвые почки. И яро,

Копытя достилку, кричат жеребцы по конюшням.

А ездовые, ночи не жалея,

Ещё проверят упряжь жеребцов,

До раковин серебряных на шеях,

До рокота поддужных бубенцов;

Чтоб побригадно выйти до рассвета,

Чтоб, как на свадьбу, шляхом пропыля,

Рванулись кони в глухарях и лентах

К полузабытым таборам в полях.

Нам видно, как в кузнице возле совета

В два молота тянут тележную ось,

И пламя взлетает к деревьям,

И с веток,

Чадя, светляки рассыпаются врозь.

А рядом роса на широкой леваде,

На белых черешнях, где, осоловев,

Как ме́льканье струй родниковых в прохладе —

Считает всю ночь серебро соловей.

Нам долго стоять здесь, намокшим по пояс:

В саду твоём – мальвы, куда ни ступи, —

Пока соловей замолчит, успокоясь,

Покамест пройдёт Мариупольский поезд

И сгаснет гудок паровозный в степи.

I. Новь

За Донцом легла верста к версте,

Чабрецом пропахшая в теплынь,

Сонная нетронутая степь.

Степь и солнце. Горькая полынь.

И хранит упрямо дальний лог —

Всё, что знал и видел он в свой век:

Колеи запутанных дорог,

Всхлипы беспокойные телег.

Сполохи июльские в ночах —

Гасли по ярам, оттрепетав;

В душных травах перепел кричал,

Глухо токовали стрепета.

Вёснами жарою истекал

Неба неприкрытый водоём.

И по пояс травы выгонял

Тридцативершковый чернозём.

Но сегодня, спавший в тишине,

Коршун – потревожен был впервой.

Семь плугов прошло по целине,

Взрезав дёрн – зернистый и тугой.

Кони мяли жёсткие кусты,

Сохли травы в длинной борозде.

И гортанили до темноты

Голоса коричневых людей.

II.