Читать книгу - "Одна маленькая жизнь. В поисках следов - Маттиас Клингенберг"

В районном центре Пайне было два еврейских магазина – «Брунсвига» и «Модный дом Шпигельберга», оба по адресу: Розенталлерштрассе, 14. На eBay продаются старые открытки с «Брунсвигой», это магазин с двумя большими витринами, респектабельным входом и вывеской: в центре большими буквами выведено название, слева и справа скромно, без всяких украшательств – «Фиксированные цены». Дешёвый универмаг тридцатых годов. Рядом стоит тяжело гружёная повозка, велосипедисты разглядывают витрины, скучающий полицейский прислонился к газовому фонарю. Изображений другого магазина – универмага Шпигельберга – я, увы, не нахожу.

Наконец, по электронной почте мне удаётся связаться с руководителем городского архива, я спрашиваю его, не сохранилось ли фотографий универмага, прейскурантов, рекламных объявлений или ещё чего-нибудь. В ответ он присылает материалы по истории евреев Пайне. Универмаг был назван в честь его основателя Самуэля Шпигельберга и находился на первом этаже трёхэтажного здания XIX века. Юлиус Шпигельберг, отец Самуэля, был известным предпринимателем, в 1857 году неподалёку от города он основал первую в Германии джутовую фабрику. Впоследствии на месте фабрики был построен филиал концентрационного лагеря Нойенгамме (сегодня о фабрике напоминает только полуразрушенная арка!). В 1921 году универмаг перешёл во владение другой еврейской семьи – Зостманов. Берту Зостман, чей муж скончался в 1931 году, нацисты постепенно довели до разорения. Вводя всевозможные налоги и сборы, фашистское государство систематически грабило граждан еврейского происхождения, прежде чем начать их истреблять: «налог на побег из Рейха»[20], «налог на еврейскую собственность»[21] и так далее и тому подобное. В 1939 году финансовое положение Берты Зостман стало столь драматичным, что она была вынуждена продать и дом, и бизнес.

Историк Йенс Биннер, приложивший немало усилий, чтобы пролить свет на эту мрачную главу локальной и региональной истории, пишет: «Подошёл срок выплаты третьего взноса налога на еврейскую собственность, за себя и дочь она должна была внести 9 400 рейхсмарок. Она подала заявление с просьбой позволить ей продать ценные бумаги, поскольку после уплаты всех налогов и сборов на счету осталась “лишь та сумма, в которой я нуждаюсь для поддержания жизни прямо сейчас”. Между тем Берте Зостман удалось продать дом на Розенталлерштрассе Петеру Винкельману по кадастровой стоимости 1935 года – за 68 400 рейхсмарок, однако выплата этой суммы была задержана, так что деньги не могли быть использованы для уплаты налога».

Я спрашиваю у городского архивариуса, что он думает о приобретении Винкельманом этой собственности, ведь, с одной стороны, Винкельман заплатил за то, что получил, но, как мне кажется, это дело с душком. Архивариус довольно уклончиво отвечает, что продажа выглядит не совсем добровольной, и присылает отрывок, который я частично процитировал выше. Меня это не успокаивает – я пишу автору отрывка, Йенсу Биннеру; тот подтверждает, что действия Винкельмана пахнут по-настоящему дурно, ведь при покупке по рыночной цене он заплатил бы за дом много больше; то есть, зная о бедственном положении Зостман, он просто бессовестно им воспользовался. Таким было и моё впечатление.

В этом контексте мне кажется интересным, что и городской архивариус, и отец, которого я также попросил оценить ситуацию, реагируют сдержанно. Когда я высказываюсь в том духе, что Винкельман, похоже, нажился на несчастье семьи еврейских предпринимателей Зостманов, отец отвечает, что факт продажи по заниженной цене вовсе не очевиден. Таким образом, он склонен защищать уважаемую семью, в чей магазин люди десятилетиями приходили за покупками. Можно бы отдать должное его доброжелательности и верности принципу «сомнения толкуются в пользу обвиняемого», но не это ли мешает всем нам глубже понять произошедшее между 1933 и 1945 годами? По-моему, на подобной доброжелательности далеко не уедешь. Иногда кажется, что здесь, на родине, царит локальнопатриотический дух товарищества. Никто не хочет очернять родные пенаты, хотя с тех времён они и так не отличаются чистотой. Что делает нас столь невосприимчивыми к несправедливости и преступлениям в нашем ближайшем окружении? Невежество? Страх заглянуть в тёмные глубины человеческой души? Страх перед самими собой?

В мае 1944 года Берта Зостман была убита в Терезиенштадте, её дочь Грете – в Аушвице. Магазин модной одежды Петера Винкельмана просуществовал до середины девяностых, хотя и находился в другом месте. Я помню, что на цокольном этаже был мужской отдел: унылые, вязаные из хлопка жилеты – коричневые, серые, чёрные. Наверху – мода для домохозяек. Мама говорила, что бабушка охотно ходила туда за покупками.

Может быть, следующей зимой мне всё же стоит начать носить пальто Карла.

Луккенвальде

Военный госпиталь 2/531. Ютербог (Нойес Лагер), 24 июля 1945.

Справка

Военнопленный ефрейтор К р ю г е р, Карл, 5.9.1914,

проживающий в Гаденштедте/ Пайне

(диагноз: подвывих левого хрусталика)

24.7.45 как инвалид выписан из госпиталя в Г а д е н ш т е д т/ Пайне, согласно распоряжению русского начальника медицинской службы, через мэрию города Ютербог

доктор Римшнайдер, обер-фельдарцт и главный врач

В Берлине июль, солнце палит нещадно. На взятой напрокат машине я еду по автобану № 13, ведущему прямо на юг. Места малозаселённые, съездов мало. Долгий путь по равнине мимо сосновых лесов, трасса хорошая и почти пустая. С автобана я съезжаю в направлении Барут/Марк и поворачиваю налево, на Ютербог/Луккенвальде. Название города Ютербог славянского происхождение и предположительно переводится как «утренний бог». Ландшафт Флемингской пустоши напоминает мне нижнесаксонскую родину: так, должно быть, выглядели места между Брауншвейгом и Хильдесхаймом, пока не были заселены, распаханы и индустриализированы: хвойные леса сменяются бесконечными лугами, лишь изредка нетронутый пейзаж нарушают пшеничные поля с тяжёлыми колосьями. Деревни, которые я проезжаю, совсем маленькие, их названия – Пектус, Вербиг или Зернов – звучат как будто по-славянски, хотя есть и другие – Мерцдорф, Вальсдорф или крошечный Штайнрайх. Сам Ютербог – маленький городок и, как сообщает Википедия, входит в объединение «городов с историческим центром».

Я сфотографировал знак на въезде в город на «Инстаматик» и раздумываю, что делать дальше. Карл оставил мне две зацепки, которыми я мог бы воспользоваться: во-первых, текст справки, процитированный выше, во-вторых, листок календаря – фрагмент первой версии военного отчёта, где крючковатым почерком записаны названия мест: «Готтсвальден рядом с Луккенвальде» и «Ютербог». Во время поисков в интернете становится ясно, что предмет моего интереса – «гарнизонный госпиталь Нойес Лагер». Благодаря обилию современных и исторических снимков я могу представить, как выглядело это здание или, точнее, комплекс зданий раньше, но, увы, ни один из сайтов не сообщает о том, где именно он находился. Так что я бесцельно