Читать книгу - "Одна маленькая жизнь. В поисках следов - Маттиас Клингенберг"

катаюсь по городу и невольно осматриваю центр. По крайней мере, теперь я могу подтвердить, что Ютербог по праву является членом упомянутого объединения городов. В какой-то момент я вижу указатель «Альтес Лагер» (Старый лагерь) и следую ему в надежде на то, что новый (Нойес Лагер) находится недалеко от старого.

Повсюду заброшенные промышленные объекты и административные здания времён ГДР, они ещё больше усложняют поиски: может быть, это госпиталь? Хм, нет. Всего лишь разрушенные цеха бывшего сельскохозяйственного кооператива. И так раз десять или пятнадцать, не меньше. Только порядочно отъехав от Ютербога и уже приближаясь к местечку Альтес Лагер, я замечаю слева от дороги кладбище, огороженное стеной из обожжённого кирпича. Это не совсем то, что я ищу, но, возможно, место, так сильно похожее на воинское захоронение, как-то поможет мне в поисках гарнизонного госпиталя. За оградой ухоженная лужайка пятьдесят на пятьдесят метров и несколько очень высоких сосен. Две или три группы довольно громоздких крестов заполняют пространство между деревьями. Планировка и простор напоминают о немецком военном кладбище под Житомиром. Вероятно, комплекс находится в ведении всё того же Союза по уходу за воинскими захоронениями, который выработал общие стандарты обустройства. В глаза бросается вкопанная в землю бронзовая табличка, где крупными буквами написано: «Кладбище гарнизона Ютербог. Здесь с 1935 года проходят похороны жителей зоны 2 Ютербога и поселений Альтес Лагер и Нойес Лагер, а также немецких солдат, скончавшихся во время несения службы. Также в отдельных могилах покоятся 244 немецких солдата, умерших в резервном госпитале или принявших смерть в боях за город. Точное расположение могил после реконструкции 1999 года, к сожалению, определить невозможно». Значит, я на верном пути. Если уж нашлось кладбище, госпиталь должен быть где-то неподалёку. Оглядываюсь: ничего, кроме леса.

На следующем перекрёстке я сворачиваю и обращаюсь к пожилому господину на велосипеде – по виду типичному восточногерманскому пенсионеру (бежевая куртка, коричневые брюки, бежевые носки в коричневых сандалиях из искусственной кожи и, главное, светло-зелёная и почти без полей шляпа в стиле Хонеккера[22]). Фраза «Вы, должно быть, хорошо здесь ориентируетесь и точно можете сказать, где…» действует безотказно. Меня отправляют назад, к воинскому захоронению, откуда следует свернуть в противоположную сторону. «Когда вы почувствуете, что едете по очень, очень плохой дороге и начнёте беспокоиться за вашу машину, вы на месте», – добавил старик. Так и оказалось: дорогу едва удаётся обнаружить, разбитые бетонные плиты сменяются раскрошенным асфальтом и поросшими травой выбоинами.

Я еду до самого конца и, только приглядевшись, замечаю, что в зарослях за забором стоит большое кирпичное здание. Пластиковая табличка с красной окантовкой предостерегает: «Внимание! Проезд и проход запрещены! Бывший военный объект! Территория объекта представляет угрозу жизни и здоровью! Особенно опасны: строения, подземные сооружения, боеприпасы и фрагменты боеприпасов». Такое предупреждение не столько пугает, сколько вызывает любопытство. Упоминание подземных сооружений и вовсе будит жажду приключений. Я решаю обойти кругом и найти подходящую дырку в проволочном заборе, который прикрывает заднюю часть госпиталя. Уже через пару минут обнаруживается большая и удобная дыра, намекающая на то, что я не одинок: в траве бутылки из-под пива и коктейлей, похоже, туда-сюда шныряет деревенская молодёжь. По обветшалой деревянной лестнице с отслаивающейся краской я пробираюсь в операционную в здании главного корпуса: прогрессирующий распад, в центре комнаты гниёт процедурный стол, обтянутый зелёным дерматином, со стен одна за другой отваливаются голубые плитки и, лёжа на поросшем мхом полу, обнажают свою матово-белую изнанку. Большую часть мебели, вероятно, уже вывезли другие посетители, осталось только массивное и несдвигаемое – кровати, шкафы и стулья. Почти в каждой комнате стены раскрашены советскими пропагандистскими рисунками (советские войска занимали больницу до их вывода в 1990 году). В холле можно полюбоваться космонавтами в стиле поп-арт, а в детском отделении – персонажами советских мультфильмов. Лишь немногие несокрушимые рудименты прошлого (вроде похожего на сейф шкафа с надписью «Стерилизатор высокого давления для перевязочного материала») остались со времён национал-социализма.

Конечно, я не нашёл здесь ничего, что имело бы прямое отношение к Карлу. Но когда я пробираюсь через переходы главного корпуса, меня охватывает чувство, будто я совсем близко к нему и его истории. Я не испытываю сомнений, которые так часто одолевают меня в других поездках, связанных с этой книгой. Здесь то, что я давно знаю и применяю в процессе обучения взрослых и проектах по переосмыслению истории, подтверждается очень личным опытом: история оживает в тех местах, где она произошла.

По дороге к дырке в проволочном заборе я нахожу белый эмалированный мерный стакан с надписью «2000 мл», наполовину вросший в землю. Я беру его с собой, хотя, не успев поднять, уже задаюсь вопросами: почему и зачем.

В машине я первым делом снимаю абсолютно мокрую футболку и вытираю с лица паутину. В этот июльский вторник на улице + 35. Я завожу двигатель, включаю кондиционер на максимум и раздумываю, что делать дальше. Ясное дело, мне хочется в Луккенвальде. Некоторое время назад я написал бургомистру Готтсдорфа (очень маленького поселения неподалеку от Луккенвальде) и спросил, не сможет ли она помочь мне с Готтсвальденом. Дело в том, что в Сети мне не удалось найти ни само это место, ни хоть какую-то информацию, связанную с ним; зато обнаружился Готтсдорф. Бургомистр обещала расспросить старожилов. Две недели спустя один из жителей, деревенский слесарь, связался со мной и рассказал, что речь может идти только о шталаге III-A[23], фашистском лагере для военнопленных, который после освобождения использовали советские войска.

Итак, я проезжаю несколько километров до районного центра Луккенвальде. Поскольку я плохо подготовился к поездке, мобильный только что разрядился, интернет пропал, а я задаюсь вопросом, как теперь искать этот шталаг. Решаю положиться на систему городской навигации, наверняка прекрасную. Но, сделав несколько кругов и так и не увидев ни одного указателя, я останавливаюсь у квадратной рыночной площади и решаю сначала перекусить. Где, собственно, можно поесть в этом душном восточногерманском городе? От старой доброй луккенвальдской кухни и особенно посетителей подобных заведений хочется держаться подальше. Как-то раз, незадолго до так называемых Перемен[24], мы с тогдашней подругой оказались в Кведлинбурге. Кведлинбург – небольшой городок в Восточной Германии, похожий на Луккенвальде, с хорошо сохранившимся средневековым старым центром и, как выяснилось, высокой плотностью нацистов. Сначала мы переходили улицу, и меня чуть не сбили двое (один при этом крикнул вслед: «В следующий раз тебе конец, ты, клещ[25]!»), а в популярном у туристов ресторане на рыночной площади нас обслуживал молодой официант с набитыми