Читать книгу - "Мажоры СССР - Анатолий Владимирович Георгиев"

В Новоспасском монастыре, что на Крестьянке, долгие годы шла реконструкция. Проводил ее ВЦНИЛКР. За страшным названием скрывалось вполне уважаемое учреждение — Всесоюзная центральная научно-исследовательская лаборатория по консервации и реставрации музейных и художественных ценностей. Руководил ею отец моего приятеля, который создал свою группу и выбил у отца место для репетиций — ту самую колокольню.

Уже не юный барабанщик, только вернувшийся из армии, был парнем деятельным и авантюрным. В частности, он свистнул из Дома Союзов, где подрабатывал дворником, стойки под микрофоны, утащив их на себе, засунув в брюки и под куртку и чуть не свалившись под ноги контролерам у самого выхода. Но ему карьера музыканта быстро надоела, и он стал пробовать себя где только можно: транспортировщиком одной нити на ткацкой фабрике имени Калинина, машинисткой в отделе учета на карандашной фабрике имени Красина, пока на короткое время не угомонился на КВН. Там он перезнакомился с кучей народу на ТВ и вместе с Михаилом Лесиным основал знаменитый в будущем «Видео Интернешнл», в котором директорствовал в девяностые. А в нулевые он создал культовую для многих передачу «Диалоги о рыбалке». Догадались, о ком я? Конечно же, это Леха Гусев, мой старинный друг со студенческой скамьи. Надеюсь, он не будет в обиде, что я слегка приоткрыл его секреты.

Познакомились мы тоже забавно и тоже благодаря музыке. Как-то раз, когда мой курс был «на картошке», я сидел в одиночестве на веранде спального корпуса и тихо наигрывал какую-то мелодию на гитаре. Тут появился парень постарше, присел рядом.

— Слабо под эту мелодию исполнить Гимн Советского Союза?

— Легко! — хмыкнул я, и далее мы полночи дурачились, перебирая весь мой небогатый музыкальный репертуар на заданную тему. Как я писал в главе «Планета СССР», идейность у нас была своеобразной.

Рождение первого ребенка и появление чуть позднее домашнего видео серьезно отодвинуло меня от музыки, западное кино овладело отныне моим сердцем. Но и сейчас, когда я слышу по радио заводные ритмы «Назарета» или задорную In the Summertime в исполнении «Манго Джерри» я прибавляю звук и улыбаюсь: здравствуй, молодость!

От кавказского гостеприимства до горохового самогона

Я ворвался в мир злоупотребления алкоголем так же неожиданно и резко, как стал мажором. О чем думал мой папа, отправляя меня в этнографическую экспедицию в Абхазию в мои неполные семнадцать лет? Наверное, он нарисовал себе красивую картинку, как я славно проведу лето в экзотических горных местах и вернусь домой полный приятных и ярких впечатлений. Действительность мощно превзошла и его, и мои ожидания.

Лето восьмидесятого, за месяц до Олимпиады. На тентованном ЗИЛе, набитом под крышу походным снаряжением, пилим из Москвы через всю страну до Сухуми, где подбираем остальных участников экспедиции (от Института этнографии в рамках международного проекта исследования проблемы долгожительства). Далее двигаем до Очамчира, сворачиваем налево в горы и через Ткварчели забираемся в настоящую Абхазию, не имеющую ничего общего с бронзовеющими Гаграми.

Вдоль бурной горной речки петляет грунтовка с булыжниками и дремлющими буйволами, вдоль нее на склонах притаились двухэтажные домики: на первом этаже живут хозяева, а второй — с лучшей мебелью, коврами и посудой — стоит пустой и ждет гостей, как издревле заведено.

Устраиваемся в школе напротив сельпо, где на полках пылятся такие сорта водки, про которые в богатой Москве уже и не помнят. А зачем водка местным, если в каждом подвале хранится немереное количество красного вина и чачи?

Тут же на новеньких «Жигулях» подкатывает горец и зовет меня с собой:

— Сейчас слетаем ко мне домой, прихватим ведро вина и устроим небольшие посиделки прямо у вас. А потом подготовимся и отметим ваш приезд всем селом!

Едем, действительно берем ведро вина без всякой крышки. Держать его предстоит мне, причем на вытянутых руках. Задача оказывается мне не по силам: машину трясет, она резко маневрирует на неровной дороге, ведро раскачивается и вино плещет через край.

— Вай! Ты что, не мужчина? — причитает водитель, с горечью наблюдая, как коврик пассажирского сиденья быстро намокает.

Я молчу, но внутри себя чертыхаюсь: вино на возвратном ходе ведра окатывает мои белые брюки, которые уже приобрели буро-серый оттенок на самом интересном месте.

Вопрос с брюками решился неожиданно просто. Прямо напротив школы, под горой, неслась стремительная горная речка. Я поздно вечером спустился на берег, вбил в него крепкий кол, к которому прицепил свои многострадальные штаны. Через два дня активного полоскания брюки стали как новые. И никто на них не позарился. Святые люди жили в селе, хотя и безбашенные.

Дегустация вина, состоявшаяся вечером, скоро превращается в обыденность, ибо застольем заканчивается каждое интервью (так называется опрос живущих в деревне старцев). Эти посиделки — мы выдерживаем от силы три-четыре интервью, после чего нас, вконец упитых, отвозит на базу наш верный ЗИЛ, — проходят по четкому сценарию, без каких-либо отклонений.

Стартом застолью выступали три рюмки чачи с неизменными тремя тостами: за хозяина дома, за дружбу народов и за мир во всем мире. Потом желающие переходили на вино, которое разносили женщины в чайниках, наливая его в обычные граненые стаканы. Закуска была незамысловатой (тушеная домашняя курица, мамалыга с сулугуни, мягкий сыр из буйволиного молока, напоминающий нежный творог, овощи и сезонные фрукты), а вино — великолепным, как и красноречие тостующих.

Главный колхозный банкет по случаю нашего прибытия проходил по иному сценарию. Традиционные три тоста с чачей продолжило необычное действие, связанное с вином. Кто-то встал и произнес тост. Далее эстафету подхватил «тост о двух стаканах». Это означало, что перед тостующим ставили именно два стакана с вином. Он поднимал первый, говорил тост, выпивал со всеми, а затем поднимал второй и снова произносил тост. Далее следовал тост о четырех стаканах, потом — о восьми, шестнадцати, двадцати четырех.

Понятно, что стаканов на такой аттракцион не хватало, поэтому их без зазрения совести отбирали у сидящих за столом, наскоро ополаскивали и расставляли наполненными перед выступающим. И, естественно, никто не требовал, чтоб тостующий сразу выпивал весь объем, но не выпить его он не мог, а это ни много ни мало составляло два-три литра «Изабеллы»! Чтобы «пивец» мог передохнуть, бралось алаверды — отдельный тост от сидящих за столом, в том числе и от гостя.

Если задача обычных посиделок — просто отдохнуть в приятной компании, оказав уважение хозяину дома, то застолье в честь нашего приезда, на котором собрались все жители села мужского пола — мандариново-мимозные короли, хвалившиеся машинами, как в