Читать книгу - "Жестокие всходы - Тимофей Николайцев"

его рукам… Почувствовав это, Луций примерился и коротко ударил остриём в стык крышки. Возчики, не ожидавшие такого удара от хилого с виду коротышки — аж привстали выше самого забора. И Луций сча́стливо улыбнулся, насколько позволял сведённый судорогой, постоянно округлявшийся во что-то пятиугольное рот — ломать колдовские сундуки оказалось ещё проще, чем пробивать черепа…

Он ударил снова, и под киркой хрупнуло — будто на сотлевший сучок наступили. Крышка сундука подпрыгнула, перекосившись набок — открылась взгляду узкая чёрная щель. Ещё двумя ударами Луций расширил её… потом загнал внутрь обух и налёг на рукоятку, как на рычаг. Нутряной хруст пугнул любопытствующую мошкару и Кривощёкого… Крышка приподнялась, не удерживаемая ничем более…

Луций наподдал ей ногой, откидывая прочь…

Она повернулась на потайных петлях и придавила сорную траву за сундуком.

Возчики жались к забору, обнимая верхушки досок. Кривощёкий отпятился туда же, но и издали умудрялся вытягивать шею…

Преодолев невесть откуда взявшуюся робость, Луций выпрямился над сундуком и заглянул внутрь…

Тот только с виду был таким вместительным… Толщина его стенок поражала — не толстые доски даже, а настоящий тёс, никак не тоньше иных потолочных балок. Они обжимали собой нутро сундука, оставляя свободным пространство в локоть длиной, и шириной в пару ладоней. Оно было выстлано изнутри тем же тёмно‑красным, почти кровавым бархатом, что и крышка сундука. Видимые швы венчались позолоченным витым шнуром — с красивыми шёлковыми кистями по углам.

Но сам диковинный сундук — и вовсе был не интересен по сравнению с его содержимым…

Тот шорох, что все они слышали — сразу же поднялся над сундуком, едва только удары и треск дерева перестали его заглушать. Вознёсся, словно пар над кастрюлей, когда хозяйка снимает крышку.

Там, в кровавом бархатном нутре сундука, вязко копошилось что-то — из-за тесноты взгляд выхватывал лишь отдельные детали… и Луций не сразу смог понять, что это. Шевелящаяся скорлупа, жёлтые излузганные семечки… Множество подвижных цепляющих ножек… Трепетание жёстких надкрылий…

Луция вдруг замутило. Печёный козий бок, недавно съеденный, попросился наружу… и Луций протестующее сглотнул.

Сундук был битком набит насекомыми.

В этой кишащей кутерьме сложно было разглядеть — какими именно… Что-то вроде жуков величиной с ноготь. Бесчисленные лапки сучили, цепляясь друг за друга — каждый из жуков остервенело карабкался, стремясь оказаться выше своих собратьев… и те, которым это удавалось — становились видны почти целиком, хотя на фоне прочих, тоже лезущих и копошащихся, глаз всё равно отказывался их различать… Пусть для любого проворного жука хотя бы раз и наступал этот краткий миг триумфа, весь состоящий из усилий удержаться сверху — но потом его колючие лапки проваливались в пустоту меж панцирями других жуков, сцеплялись и переплетались. Да и сами другие — тоже не дремали, лезли наверх, топча и подминая выскочек…

Это зрелище отчего-то показалось Луцию смутно знакомым… А быть может — он опять думал не своими мыслями. Так или иначе, всё это неукротимое насекомье кипение, сцепившееся воедино — не дотягивалось даже до пределов бархатной тени, так и оставалось копошиться на дне.

Луций подобрал случайную щепку и, съеживаясь от отвращения — подцепил одного жука, вытолкал его из мягкой утробы сундука на голое дерево и придавил там.

Жук оказался твёрдым, как орех — давя его, Луций едва не сломал щепку и не упустил. Потом панцирь насекомого всё же хрустнул и смялся. Луций наколол жука, слабо шевелящего лапками, на щепку, и рассмотрел поближе… Ни на улицах, ни на окружавших город полянах Луций никогда не видел ничего, хоть отдалённо похожего. Плоская голова, панцирь с неровными швами, идущими в перехлёст. На спине у жука, соединяя вместе слипшиеся надкрылья — висела капелька смолы. И крохотное, вполовину ржаного, семечко — было приклеено к нему.

У Луция дрогнуло под сердцем — это голос-внутри-чего-то-каменного-что-было-поблизости восторженно взвыл и высоко подпрыгнул…, но не достал ушей Луция, канул в полынь… и та вновь ожила, зашуршала волнами. И этот голос — поднялся со дна его головы и полез наружу, грубо расталкивая собственные мысли Луция:

…ДА! — провозгласил он. — ДА — ЭТО ОНО… ТО, ЧЕГО МЫ СТРАШИЛИСЬ… ТО, ЧТО МОГЛО ПРИНЕСТИ СЮДА СИЛУ ТРУХЛЯВЫХ… МОЛОДОЙ НАМЕСТНИК, МЫ НЕ ОШИБЛИСЬ В ТЕБЕ — ТЫ УДАЧЛИВ, ТЫ СМЕТЛИВ… ТЫ ДОСТОИН НАШЕЙ ПОХВАЛЫ… ДОСТОИН НАГРАДЫ… ДОСТОИН СЛУЖИТЬ САМОЙ ГЛИНЕ…

Жук на щепке уже подыхал — лапки еле-еле шевелились.

Весь передёрнувшись от отвращения, Луций стряхнул его обратно в сундук.

…ДА… — задыхаясь от восторга вторил голос. — МЫ БЫЛИ ПРАВЫ — БОГИ ДЕРЕВЬЕВ ВСЁ-ТАКИ ЗАДУМАЛИ СВОЙ ПОХОД ПРОТИВ НАС… ЗАДУМАЛИ РАСТИТЬ СВОИ ЛЕСА МЕЖДУ НАМИ И ЛЮДЬМИ… СОБИРАТЬ ЛЮДЕЙ В СВОИ ЦЕПКИЕ КОРЗИНЫ… СМОТРИ ЖЕ, МОЛОДОЙ НАМЕСТНИК — ЗДЕСЬ МНОГО ИХ СЕМЯН, И ОНИ ШУСТРЕЕ, ОНИ СКРЫТНЕЕ, ОНИ НЕИСЧИСЛИМЫ… НО НАШЕ СЕМЯ — ТВЁРЖЕ… НАШЕ СЕМЯ ЖЕСТОЧЕ, И ВСХОДЫ ЕГО БЕЗЖАЛОСТНЕЙ…

— Что это?! — спросил Луций внутрь себя.

Голос-внутри-головы гулко заперхал… Луций не сразу понял, что он так смеётся. От этого смеха сокращалась его собственная глотка и вверх под ней поднималась волны судорог — как от кислой отрыжки.

…ЭТО — ЛЕСА… — сказал голос, иссушив свой смех и издёргав Луцию гортань. — ЭТО НЕИСЧИСЛИМЫЕ СТВОЛЫ… ЭТО ЖАДНЫЕ КОРНИ, И УКРЫВШИЙ ГЛИНУ ТОРФ, СКВОЗЬ КОТОРОЙ НАМ НЕ ВДОХНУТЬ… ЭТО — НАШ ПЛЕН, НАШЕ ЗАБВЕНИЕ… НО ПОКА НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ, ЮНЫЙ НАМЕСТНИК… ПОНИМАНИЕ ПРИДЁТ ПОЗЖЕ… ДОЖДИСЬ НОЧИ, ДОЖДИСЬ СВОЕГО ЧАСА…

Снова налетел ветер — хлестнул упругой полынью, шаркнул ею вдоль заборов. Всхрапнули истомившиеся лошади. Возчики уже ошивались возле них — затравленно озираясь на него, надолго вставшего столбом, но так и не решаясь уйти и увести лошадей. Наверное, прошла целая прорва времени — в переулке уже чуть ли не вечерело. Подпоясанный вожжой Уда устал стоять — повисал на шее своей сивой, переплетясь пальцами с её гривой.

…РАСТИ СВОЁ СЕМЯ… ВЕРЬ СВОИМ БОГАМ… — наставительно подвёл черту голос-среди-полыни. — ЧУЖЫЕ ВСХОДЫ — ПОЛИ НЕЩАДНО… ЧУЖОМУ СЕМЕНИ — НЕ ДАВАЙ ДАЖЕ КОСНУТЬСЯ ПОЧВЫ…

Луций оглянулся на возчиков, беспокойно топчущихся:

— Подойди-ка сюда.

Они оба — лишь заозирались друг на друга.

— Ты, который с ножом… — велел Луций.

Старшина Симон беспомощно опустил руки.

— Оботри пот с битюга, и принеси его мне в ладони своей…

Тот, немного помедлил, осмысливая странный приказ… потом пожал плечами — сунул широкую ладонь под чересседельник, промокнул пятернёй взмокшую холку лошади. Потом, делая крохотные, по полстопы за раз, шажочки — двинулся на зов. Забавно было видеть страх у подобного здоровяка — он безостановочно оглядывался на кума, будто ждал совета… Но