Читать книгу - "журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин"

но Алик мужественно терпел. Наряд завершила большая, ни разу не надеванная Косяковым кепка, подаренная бывшей знакомой. В результате Алик стал похож на одного из тех незаметных восточных людей, что часами толпятся на рынке. Мрачноватый взгляд из-под далеко выдвинутого вперед козырька довершил сходство.

— А что? — вдоволь налюбовавшись, заметил Косяков. — Неплохо!

Лихорадочно прикидывая, по какому маршруту провести экскурсанта, Косяков надел свою искусственную шубу и отомкнул дверь. Предупредительно пропуская вперед Алика, он совсем забыл, что на коврике в подъезде бессменное дежурство несет соседский кот.

Алик шагнул за порог и чуть не наступил на недремлющего Барсика. Со своей стороны кот, месяцами готовясь к штурму подозрительной квартиры, вдруг сам, морда к морде столкнулся с объектом вожделенной охоты.

Спина Барсика выгнулась, шерсть встала дыбом, но вместо стремительного прыжка он неожиданно и ошеломленно попятился, тонко взвыв не то от злости, не то от ужаса. В то же самое время Алик быстро подался назад, и кепка от ужаса приподнялась на его голове.

В следующий момент Барсик издал пронзительный вопль и бросился к своим дверям. Он прыгнул на дерматиновую обивку, словно пытался пробить ее, и повис на ней, не переставая вопить ни на секунду. Косяков почувствовал, как у привалившегося к нему Алика подогнулись колени.

Ничего смешного в этой ситуации Косяков не видел. Наоборот, ему самому на миг стало жутко. Не вдаваясь в размышления, он втащил Алика обратно в квартиру и захлопнул дверь, но даже сквозь двойную обивку было слышно, как заходится в истерике кот, как когти его с треском рвут дерматин.

Экскурсия сорвалась.

Вениамин думал, что полученная встряска надолго охладит пыл Алика и он не будет теперь досаждать просьбами о прогулках, но ошибся. Через неделю Алик оправился от шока настолько, что вновь изъявил желание пойти в город. На этот раз из квартиры выходили с большими предосторожностями, хотя Барсик с того самого дня в подъезде не появлялся. Соседка, встретив Вениамина на лестничной площадке, даже обиженно поинтересовалась, почему это Косяков так не любит животных.

— Просто сидел котик у вашей двери, — говорила прежде дружелюбная соседка. — Нравилось ему тут. Зачем же травить животное?

— Да ничего я вашему Барсику не делал! Пальцем не тронул.

— Озлобился народ, — горевала старушка. — Озверел. Такой котик был...

Но у Вениамина хватало собственных переживаний, и он прервал разговор, стремительно выбежав на улицу.

В ту субботу, ведя Алика к автобусной остановке, Косяков зорко оглядывал окрестности, боясь новой встречи с кошками. Но обошлось. Алик топал рядом и чуть сзади, засунув руки в карманы и надвинув козырек кепки чуть ли не на нос. Очень при этом он напоминал карикатурного шпиона, идущего на явку, но Вениамин понимал, что творится на душе у мыши. Подумать только — первый выход во враждебный мир, где любая кажущаяся мелочь может обернуться смертельной опасностью, и, надо сказать, он отдавал должное мужеству Алика, добровольно покинувшего квартиру для встречи с неизведанным.

На остановке, несмотря на выходной день, было полным-полно студентов, возвращающихся в город с занятий. Вениамин привык к толпе и равнодушно приготовился ждать как всегда неизвестно куда пропавший транспорт, но Алик озирался с ужасом.

— Куда это они все? — тихо спросил он у Вениамина.

— Домой, наверное, — безразлично отозвался Косяков. — Ты давай не зевай. Как подойдет автобус, смелей лезь вперед, а то будем стоять до завтрашнего утра.

Подкативший автобус взяли штурмом, и Вениамин чуть нс потерял в давке Алика, но облегченно вздохнул, увидев его кепку в салоне, Алик мужественно молчал всю дорогу, сдавленный веселой молодежью, и лишь, когда вышли на конечной остановке, хмуро поинтересовался:

— А еще на чем ехать можно?

— На такси, например. Конечно, удобнее.

— Чего ж не поехали?

— А не заработали. Пятерка с носа в один конец.

Больше глупых вопросов Алик не задавал.

Метро доставило их прямо в центр. Вениамин надеялся поразить воображение Алика монументальными домами, но Алик восхищаться не торопился.

— Это зачем? — поинтересовался он, остановившись у памятника вождю мирового пролетариата.

— Как зачем? — растерялся Вениамин. — Он всегда тут стоял. А что, мешает?

Алик неопределенно пожал плечами:

— Уж страшный больно...

Косяков внимательно посмотрел на памятник. Многотонный истукан с непреклонным выражением лица невидяще глядел куда-то вдаль. Похоже, он собирался стоять тут до последнего, может, до самого судного дня, уверенно направляя прохожих по ему лишь ведомому пути. Его не менее суровые сподвижники — трое справа и двое слева — то ли защищали вождя, то ли угрожали сомневающимся в правильности пути неотвратимыми репрессиями.

— Памятник как памятник, — неуверенно пробормотал Косяков, испуганно поглядывая на милицейскую будочку с охраной. — Как поставили, так и стоит. Молодожены к нему цветы возят. Да что ты туда уставился, ты на театр посмотри.

— Хороший театр, — скупо похвалил Алик и попросил. — Ты меня на рынок свози.

Удивившись про себя этой неожиданной просьбе, Вениамин все же повел Алика на рынок. В последнее время сюда он заглядывал редко. Бершадский опять стал скуп и прижимист, а собственных денег едва хватало на отоварку в магазинах. Питались друзья скудно.

Несмотря на выходной день на улицах было немноголюдно. Все в основном сидели по квартирам, предаваясь нехитрым домашним обязанностям или коротая время у телевизора. Но чем ближе друзья подходили к рынку, тем оживленнее и гуще становилась толпа, а от угла улиц Крылова и Мичурина, едва поровнявшись с дощатыми кооперативными ларьками, Алик и Вениамин двигались уже по сплошному людскому коридору: продавцы и покупатели заполонили все прилегающие к рынку кварталы. От обилия товаров кружилась голова. За просмотр денег не берут, но само по себе это зрелище было достойно платы.

И среди продавцов, и среди покупателей преобладала молодежь. Ни тех, ни других не смущали ни цены, ни милиция, призванная следить за порядком, которого тут и в помине не было, да и быть не могло.

— Почем курточка? — небрежно осведомлялся остроносый, как Буратино, пэтэушного вида юноша у солидного и не менее юного продавца.

— Куртка турецкая, кожаная, — скучно отвечал торгующий.

— Так сколько?

— Пять.

— Три с половиной.

— Иди ты...

Нс успел Косяков удивиться, откуда у почти школьника могут найтись пусть и не пять, а три с половиной тысячи рублей, как услышал следующий диалог:

— Даю за плащ три пары „Мальвин" и два блока „Мальборо".

— Четыре блока.

— Три.

—