Читать книгу - "Исключительное право Адель Фабер - Юлия Арниева"

— И тогда профессор Дюран сказал, что если я смогу систематизировать все образцы до конца семестра, он представит мою работу Академии Наук! — с горящими глазами рассказывал Этьен, отрезая кусочек запеченной рыбы с хрустящей золотистой корочкой. — Ты представляешь, мама? Академия Наук!

— Это большая честь, — улыбнулась я, наблюдая за его воодушевлением. Щеки Этьена слегка раскраснелись, а глаза, серые, как у отца, но более теплые и живые, буквально сияли восторгом. — И ответственность. Профессор Дюран, должно быть, высоко ценит твои способности.

— О, я все успею! — он махнул вилкой с такой уверенностью, что капля сливочного соуса упала на безупречно белую скатерть, оставив миниатюрное желтоватое пятно. — У меня уже готов план каталогизации. Нужно только завершить зарисовки и описания. Знаешь, там есть совершенно удивительный вид морской звезды с восемью лучами вместо пяти! Профессор говорит, это может быть новый вид!

— Этьен, дорогой, — произнесла мадам Мелва своим обычным непререкаемым тоном, поправляя кружевную салфетку, — не забывай о хороших манерах за столом. Ученый муж тоже должен уметь держать вилку, не разбрасывая соус. Что скажут о тебе на научном собрании, если ты испачкаешь их бумаги?

— Простите, бабушка, — смущенно пробормотал парень, опустив глаза и немедленно сгорбившись, как будто хотел стать меньше и незаметнее. На некоторое время за столом воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем напольных часов в углу да негромким звоном посуды.

— Все в порядке, — я подмигнула сыну, стоило свекрови отвернуться, подзывая лакея для смены блюд. — Энтузиазм иногда берет верх над этикетом. К тому же, — добавила я тише, — если бы ты видел, как некоторые титулованные особы ведут себя на приемах после третьего бокала вина, то понял бы, что твоя капля соуса — сущий пустяк.

Этьен благодарно улыбнулся, выпрямляя спину, и я снова почувствовала этот странный прилив нежности, как теплую волну, поднимающуюся откуда-то из глубины. Что-то подсказывало мне, что Адель часто защищала сына от чрезмерной строгости бабушки и отца, становясь его тихой гаванью в шторме аристократических условностей.

— Я заметила, что ты начала собирать вещи, — вдруг произнесла мадам Мелва, когда лакей удалился, подав десерт — воздушный яблочный пирог с корицей, украшенный тончайшей карамельной сеточкой. — Планируешь путешествие?

Вопрос прозвучал невинно, но глаза свекрови были прищурены, а на тонких губах застыла лукавая улыбка. Этьен тотчас вскинул голову, удивленно на меня посмотрев своими широко распахнутыми глазами, в которых промелькнуло беспокойство. Я же мысленно прокляла любопытных горничных, разнесших новость по всему дому.

— Просто разбираю гардероб, — спокойно ответила я, отламывая кусочек пирога, хруст корочки эхом разнесся по комнате. — После болезни многие платья стали мне велики.

— В самом деле? — мадам Мелва приподняла тонкую седую бровь, ее взгляд, острый как лезвие, скользнул по моей фигуре. — И куда же ты планируешь отправить эти платья? Благотворительность сейчас так модна среди знати.

— Кстати, о вещах, — я поспешила сменить тему, почувствовав, как напрягся Этьен рядом со мной. — Мне кажется, тебе пора обновить гардероб, Этьен. Ты вырос на добрых три дюйма за последние месяцы. Твои манжеты едва достают до запястий. Может быть, сходим завтра к портному?

— Терпеть не могу эти примерки, — он скривил губы, и на мгновение снова стал мальчишкой, несмотря на высокий рост и серьезность научных амбиций. — Часами стоять столбом, пока мсье Лерой тыкает в тебя булавками и причитает о моде на узкие лацканы.

— Увы, это часть взросления, — я мягко улыбнулась, наблюдая за его мученическим выражением лица. — Зато после мы могли бы заглянуть в книжную лавку мсье Дюпона. Я слышала, привезли новую партию научных трактатов из Амевера. Кажется, там есть работа профессора Ленуара о морской фауне.

— Правда? — лицо Этьена тотчас просветлело, а глаза загорелись тем же энтузиазмом, что и при разговоре о своих исследованиях. — Я давно искал его труды! Тогда я готов вытерпеть даже мсье Лероя с его булавками и болтовней о новых фасонах жилетов!

— Значит, договорились, — я кивнула, бросив мимолетный взгляд на свекровь, сидевшую во главе стола, прямую как струна, несмотря на годы. Мадам Мелва наблюдала за нашим обменом репликами с непроницаемым выражением лица, но в уголках её тонких губ таилась едва заметная улыбка, а в глазах промелькнуло что-то похожее на одобрение.

— Что ж, — наконец произнесла она, складывая салфетку аккуратным треугольником и поднимаясь из-за стола с грацией, удивительной для женщины её лет. — Мне пора на дневной отдых. А вам двоим советую пройтись по саду. День чудесный, грех сидеть в четырех стенах. А также же, — добавила она, направляясь к дверям, шурша пышными юбками, — свежий воздух полезен как для растущего организма, так и для выздоравливающего.

Мы с Этьеном не стали возражать и послушно вышли в сад, где провели несколько приятных часов, гуляя по тенистым аллеям. Этьен показывал мне своё любимое место для чтения — укромную беседку, увитую диким виноградом, чьи лозы образовывали природный полог, скрывая от посторонних глаз.

— Здесь я прочел «Естественную историю» Бюффона, — с гордостью сообщил он, проводя рукой по деревянной скамье, отполированной годами использования. — И здесь же решил, что хочу стать натуралистом, как он.

Он рассказывал о книгах, которые прочел за последние месяцы, от скучных учебников по юриспруденции, которые требовал изучать отец, до захватывающих трактатов о неизведанных землях и их флоре и фауне. Делился планами на будущее — об экспедициях, открытиях, научных статьях. О том, как однажды его имя будет выгравировано на мемориальной доске Академии Наук. Его глаза сияли, руки порхали в воздухе, иллюстрируя рассказ, а голос то понижался до заговорщического шепота, то возвышался в моменты особого волнения.

Я слушала, задавала вопросы, порой смеялась над его шутками — и все это время меня не покидало странное ощущение, что я играю роль в спектакле, но роль, которая с каждым днем становится все более естественной, почти моей собственной. Словно граница между мной и Адель размывалась, создавая что-то новое.

Когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в розовые и золотистые тона, мы вернулись в дом. Из окон уже лился теплый свет зажженных ламп и свечей, создавая впечатление уюта и безопасности. В просторном мраморном холле нас встретил седовласый дворецкий в безупречной ливрее, чей строгий вид смягчился