Читать книгу - "Исключительное право Адель Фабер - Юлия Арниева"

— Этьен, — выдохнула я, и это было сказано не мной, а Адель, чья материнская любовь прорвалась сквозь барьеры нашего разделенного сознания.

Он бросился ко мне через комнату с непосредственностью, странной для подростка его возраста и положения, и обнял меня с неожиданной силой. Я тотчас почувствовала запах лаванды от его волос, а память Адель бросила мне образ — она сама, вшивающая мешочки с лавандой в его одежду перед отъездом в Академию, чтобы отпугнуть моль и напомнить о доме.

— Ты все-таки дождался нас, — сказала я, отстраняясь, чтобы лучше рассмотреть сына. — Почему не лег спать?

— Как я мог уснуть, не повидав тебя? — он улыбнулся, и его улыбка была копией улыбки Себастьяна, но без горечи и цинизма. — К тому же я должен был убедиться, что ты поправилась. Бабушка писала, что ты была очень больна.

Тревога в его голосе была искренней. И я поспешила его успокоить, погладив его по щеке материнским жестом, который возник будто сам собой.

— Как видишь, я в полном порядке, — улыбнулась я, испытывая странное облегчение от того, что могу не притворяться с ним. Во мне действительно что-то изменилось при виде этого мальчика. — Расскажи лучше о практике. В последнем письме ты упоминал экспедицию к северным озерам?

Он просиял, явно обрадованный моим интересом.

— О, это было потрясающе! Профессор Ламбер позволил мне ассистировать при сборе образцов водорослей. Ты не представляешь, какие удивительные формы жизни существуют в этих водах! — он говорил с воодушевлением, которое не может подделать ни один ребенок. — Я сделал несколько зарисовок, хочешь взглянуть?

Не дожидаясь ответа, он бросился к кожаной сумке, лежавшей на кресле, и достал потрепанный альбом. Я подошла ближе, взяла его в руки и была поражена точностью и детализацией рисунков. Странные растения, морские создания, ландшафты — все было изображено с научной точностью и в то же время с несомненным художественным талантом.

— Это великолепно, — искренне сказала я. — У тебя настоящий дар.

Лицо Этьена просияло от похвалы, и я поняла, что Адель, должно быть, часто поддерживала его увлечения, в отличие от отца, предпочитавшего более «мужские» занятия для наследника.

— Профессор говорит, что мои записи самые подробные на курсе, — с гордостью сообщил он, перелистывая страницы альбома. — Я хочу представить их на научном симпозиуме в следующем семестре. Если получу одобрение совета, конечно.

— Уверена, ты его получишь, — я сжала его плечо, чувствуя странную гордость за мальчика, которого видела впервые в жизни.

Себастьян, стоявший в дверях и наблюдавший за нашей встречей, наконец вошел в комнату.

— Так что, сын, ты теперь решил стать натуралистом? — в его голосе звучала насмешка, но не злая. — А как же юриспруденция?

— Я могу изучать и то и другое, — ответил Этьен с легкой ноткой вызова. — Многие великие ученые были также и выдающимися юристами.

— Это правда, — поддержала я сына. — Разносторонние знания только укрепляют ум. К тому же — я повернулась к мужу, — возможно, Этьену стоит самому выбирать свой путь.

Себастьян удивленно поднял брови. Адель, по-видимому, редко перечила ему в вопросах воспитания сына.

— Что ж, — сказал он, — у тебя еще есть время определиться. А пока расскажи, как дела в Академии помимо твоих научных изысканий.

Следующий час пролетел незаметно. Этьен рассказывал о преподавателях, сокурсниках, строгих правилах и маленьких бунтах против них. Я наблюдала за ним с возрастающим чувством симпатии. Мальчик был умен, наблюдателен и обладал тонким чувством юмора. Он явно унаследовал лучшие качества обоих родителей, избежав при этом их недостатков.

— … и тогда Жак уговорил всех обменяться одеждой, так что когда надзиратель вошел в комнату, он не мог понять, кто есть кто! — смеялся Этьен, рассказывая об очередной проделке.

Мы все улыбались, даже Себастьян, обычно столь сдержанный.

— Довольно рассказов на сегодня, — внезапно прервала нас мадам Мелва, появившаяся в дверях. — Уже далеко за полночь. Вы все устали, а у мальчика был долгий путь.

— Но, бабушка… — начал было Этьен.

— Никаких «но», — отрезала она тоном, не терпящим возражений. — Завтра наговоритесь. А сейчас в постель!

Этьен вздохнул, но покорно поднялся.

— Спокойной ночи, отец, — он чинно поклонился Себастьяну, затем повернулся ко мне и неожиданно снова обнял, шепнув на ухо: — Я так рад, что ты поправилась, мама. Ты кажешься другой. Более живой.

Я замерла, но он уже отстранился и, подхватив свою сумку, направился к выходу.

— Мы тоже пойдем, — сказал Себастьян, поднимаясь. — Был долгий день.

В своей спальне я обессиленно упала в кресло, не дожидаясь, пока горничная поможет мне переодеться. День был чрезвычайно трудным, а встреча с Этьеном подкосила меня окончательно. Никогда прежде я не испытывала таких противоречивых чувств — эта всепоглощающая материнская любовь, пробившаяся сквозь барьеры чужого сознания, застала меня врасплох.

Я прикрыла глаза, пытаясь разобраться в своих эмоциях. Мне ничего не стоило притвориться, выдать вежливую заинтересованность за родительскую любовь — я делала и более сложные вещи за эти месяцы. Но дело было не в притворстве. То, что я чувствовала при виде Этьена, было настоящим. Не моим, но настоящим.

Окно было приоткрыто, и прохладный ночной ветер трепал кружевные занавески. Где-то вдалеке лаяла собака. А я невидяще смотрела на темный сад, и мысли мои были такими же темными и запутанными.

Уехать завтра в своё поместье, как я планировала, не получится. Этьен вернулся всего на неделю, а мать собрала вещи и уезжает… Это неправильно. Я не могла так поступить с мальчиком, который искренне любит свою мать и только что обрел её после долгой разлуки. Придется потерпеть ещё неделю.

Но была и другая проблема — я не была его матерью. Рано или поздно он заметит различия, уловит несоответствия. Что я скажу ему тогда? Как объясню, что женщина, которую он любил всю жизнь, исчезла, а на её месте появилась я самозванка из другого времени?

Ночь прошла беспокойно. Я то проваливалась в тревожное забытье, то просыпалась от малейшего шороха. Перед глазами стояло лицо Этьена — его улыбка, его доверчивый взгляд. Я ворочалась, пытаясь найти удобное положение, но сон ускользал.

Когда первые лучи солнца просочились сквозь шторы, я уже сидела у окна, наблюдая за пробуждением сада. Ранние птицы начинали