Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

Сказали, что позовем врача и скажем Навазу Бхаи. На что Амма джи сказала: «Нет, не сейчас. Просто ударь меня кулаком по спине». Дочь ударила. «Сильнее», – попросила она. После пары ударов икота утихла.

– Прошла совсем? – спросили игроки после воцарившегося молчания.

– Выяснилось, что утром началась снова. Мы все вместе с Навазом Бхаи стали советовать, что делать. Попей воды, но глотай по капельке. Одной рукой зажми нос, а из другой – пей. С обратной стороны стакана, то есть не с той, где губы, а с противоположной. Задержите дыхание, досчитайте до ста, а потом выдыхайте. Я сказал, что позову врача и сообщу начальству. Она все икала и икала, а потом опять велела ударить ее по спине, да посильнее, и опять икота стихла.

– Все на этом? – спросил кто-то из слушающих.

– Нет, – ответил рассказчик. – История только начинается.

Когда икота началась снова, Амма джи попросила нас вынести наружу матрас и разложить его. Встала перед ним. А стоящей позади нее дочери сказала, чтобы та собралась с силами и не била кулаком, а резко пинала ее в спину, в живот, в бока и в любую часть тела, которой она повернется.

– Дочь согласилась? – забеспокоились слушатели.

– Нет, конечно, разве дочь может согласиться на такое?

– И что тогда?

– Тогда она сказала мне: «Ты же у нас в крикет играешь, так давай, покажи свое мастерство».

– И что тогда?

– Тогда ее дочь согласилась.

Да, всем было понятно, что если уж надо бить, то пусть лучше бьют свои, а не кто-то еще.

– Но потом и мы тоже били.

– Что-о-о? – У слушателей отвисла челюсть.

– Постепенно это стало забавой, в которой мы все принимали участие с большим удовольствием. А еще ворона, которую она кормила роти со своей тарелки. Ворона сидела на стене и так неистово каркала, что казалось, она хлопает в ладоши. Амма джи начинает икать, и мы бежим расстилать матрас, разгоняемся и смачно пинаем ее. Ворона спрыгивает вниз и начинает скакать и каркать между нами. День от дня наши пинки становятся все увесистее. Амма джи падает на матрас и так и сяк, после нескольких раундов икота проходит. Если не проходит, то лежит какое-то время на матрасе, отдуваясь, потом встает и отдает команду: «Пинайте!» Ворона тоже подначивает. У меня получалось лучше всех, и она стала часто просить именно меня. Я разбегался, подпрыгивал и в воздухе выбрасывал ногу вперед.

– Вот так бил старую женщину?

– Просто, – он беспомощно поднял глаза, – в ней была такая сила, такая настойчивость и любовь, что мы делали все, что она говорила. Каждый раз, когда я наносил удар, она с шумом падала и опять вскакивала.

Он продемонстрировал такой мастерский кик в воздухе, что остальные игроки непроизвольно кинулись прикрыть невидимую женщину.

– Ого! Мощно, дружище. Так и сломать что-нибудь можно.

– Мы все так и сказали. Поэтому убедили ее, что матрас нужно положить перед ней: «Будете падать на него, когда мы бьем. Чтобы не было ушибов».

– Ну да, так оно лучше.

– Но у нее были другие намерения. Она так проворно перетащила матрас обратно, как будто была самая юная из нас. А потом так накинулась на нас с руганью, что больше никто не решался давать ей советы. Она закричала, – он изобразил ее громкий голос: «Хотите уронить меня лицом вниз? Я не буду падать вперед. Только назад, смотря в небо, лежа на земле. Неважно откуда прилетит пуля: спереди, сзади или откуда-то еще».

– То есть пинок.

– Или икота.

– Нет, пуля. Она имела в виду пулю. – Рассказчик стал серьезно-грустным. – Сказала, это Хайбер, воплощение безумства двух стран. Здесь может произойти что угодно. Пуля или удар – ничто не в нашей власти. Но мне должно быть удобно, когда я падаю. В моем возрасте я должна с достоинством лежать в своей постели, а не валяться, как разломанная кукла.

– И что потом? – спросил кто-то, сглатывая слюну.

– Потом мы все пинали и пинали, а Амма джи так ловко подскакивала, на лету складывала свою трость – клац-клац-клац – и приземлялась на матрас, смеясь в небо так заразительно, что мы тоже начинали смеяться.

– Сочиняешь, – отважился кто-то.

– Да, в это трудно поверить. Такое было время.

– А икота? – спросил игрок, который икал. Ни он сам, ни другие не заметили, что икать он перестал.

– Она и не икала вовсе.

– Да ладно, что за шутки! Несмешно.

– Никто и не смеялся. А Наваз Бхаи обливался слезами. Говорил, что не было никакой икоты. А икать она стала, чтобы научиться правильно падать.

– Когда в нее выстрелят? – В голосе спрашивающего читалось недовольство, как бывает, когда кажется, что ты что-то начал понимать, но вдруг это понимание выдергивают у тебя из-под ног, как ковер, и ты падаешь ничком.

– Да.

– В нее выстрелили? – прошептал кто-то.

Бэтсмен, который икал в начале, издал странный звук.

– Не смейтесь, – сказал он. – Мне кажется, пуля была выпущена в каком-то другом веке и предназначалась кому-то другому, но она не осталась в том веке. А продолжает убивать тех, кто родился позже. – Его голос дрогнул.

– Хватит! – рявкнул капитан. – Что за настроения перед матчем?

В том матче икавший бэтсмен поставил свой личный рекорд в результате 105 нот-аутов.

После 99 ранов, когда он выбил шестерку и мяч перелетел павильон, он подпрыгнул, исполнил торжественное сальто, упал на питч, как будто и не упал вовсе, а просто лежал, восторженно глядя в небо и протягивая ему биту в знак дружбы.

26

Если хочешь расслышать, как кто пищит, становись комаром, хочешь быть влажным – стань облаком, хочешь пободаться – стань главой государства, танцевать – ветром, оплакивать свою судьбу – чьим-то хвостом, течь, как река, – Мамой, метаться, как загнанный зверь, – Дочерью, а если хочешь остановить рассказ – давай сюда, потому что рассказ не заканчивается, но может остановиться.

Но рассказ может двинуться дальше, песок, бабочка, птица, старуха, кулек или молодуха – они не знают преград. Да, у них не осталось никаких записей, на которые можно положиться. Нет ни статуи, ни свадьбы, ни тюрьмы, ни визы – ничего, что бы свидетельствовало хоть о чем-то из этого. Что-то не было записано никогда, что-то сгорело дотла в грешном огне, вспыхнувшем от рук человека.

Еще есть такая вероятность, что кто-то из этих документопоклонников спустится из головы в уши и начнет вслушиваться, какой звук откуда исходит. От козоушки, вороны или всевышнего. Но с этими недоверчивыми интеллектуалами возникает новая трудность: они объединяют слухи и правду, а увиденное и услышанное отделяют от выдуманного.