Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

Если читать литературу как литературу, то понимаешь, что рассказы, истории и предания движутся по миру, не растворяясь в нем, но все больше обретая собственную форму. Они не должны совпадать с миром ни во времени, ни в пространстве, ни по замыслу, ни по промыслу. Не должны вместе преодолевать препятствия. У литературы своя, ни на что не похожая кокетливая и горделивая походка.

Это мир не перестает преследовать ее. Мир бесконечно нуждается в литературе, потому что она высвечивает надежду и жизнь. Поэтому всеми кривыми и прямыми, мыслимыми [198] и немыслимыми путями мир проникает в литературу. Пробирается на цыпочках, незаметно растворяется в ней. Хочет избавиться от отчаяния, переняв ее поступь и неслыханное пренебрежение ко всему мирскому. Это удается ей, когда история умирающей женщины превращается в историю расцвета ее жизни, а Хайбер благословляет первую чистую любовь. Всколыхнув хайберскую жестокость и жажду мести, мир собирает драгоценные камни в горах и солнечный свет в небе. И среди разрушенных останков навстречу ему прорастает зеленая молодая трава.

Поэтому довольно долго мир украдкой прожил в этой любовной истории, но, разбираемый радостью, не смог больше молчать.

Так что же случилось той ночью, когда наша героиня, перейдя границу, тайно пришла на последнее свидание со своим возлюбленным? Истории вокруг взрывались хлопушками и танцевали, как будто отмечали свадьбу. Плакали вместе с влюбленными, обнимались вслед за ними, костерили разделение, потому что влюбленным пришлось просить прощения: «Прости, стало две страны, не сдержали обещаний, у каждого свой дом». Это непреодолимое расстояние повергло в печаль всю вселенную.

И как же по-дурацки получится, если влюбленных швырнут на гхат смерти.

Еще не рассвело, когда из дома Али Анваров опять вышли две тени и пошли по дороге. Но разве кто-то сообщил кому-то, что две тени без визы и без разрешения решили прогуляться с утра пораньше? Что делают в таком случае служители бюрократии? Палец уже был на курке. Призрак начальника отдал приказ, и он спустил курок.

– Беги! – тут же закричала большая тень и побежала.

Маленькая тень не побежала. Ей было восемьдесят, и прыгать она тренировалась, а бегать – нет. Пуля ударила сзади, но ее спина достигла совершенства в искусстве переворотов, и о том, чтобы упасть ничком, речи и быть не могло. То, как грациозно ее тело взлетело вверх, навело некоторых на мысль, что еще до того, как пуля попала в нее, она по собственному желанию выполнила многократно отточенный искусный прыжок и приземлилась у подножия горы.

В это мгновение солнце поменяло свою привычную сторону – как говорят очевидцы, оно было на западе. Тем утром Сурья с почтением склонился перед маленькой тенью. Она засверкала, и многие видели, как она полетела орлицей, а потом застыла в воздухе и лежала, как королева на роскошном ложе, и в этой позе, полной умиротворения, она тряхнула своей тростью и сложила ее – клац-клац-клац, – оттуда выпорхнули бабочки и разлетелись по всем четырем мирам, а сама она спустилась вниз, на свою землю. А потом так и лежала под открытым небом, в своем любимом месте, куда никто не мог добраться, чтобы омрачить красоту ее последних мгновений, поделенных между Индией и Пакистаном.

30

Он был делийцем, но со старыми привычками, которые иногда называют деревенскими, а такие отмирают медленно. Широко зевая, он щелкнул двумя пальцами перед открытым ртом и медленно-медленно стал отводить руку так, что могло показаться, будто он уговорами выманивает зевки наружу. Он сидел на старом блестящем кожаном диване в библиотеке Неру и листал старую газету. Зевая, он шевельнулся, и кожа – в конце концов, она была старой, но точно не деревенщиной – как будто копируя щелчок его пальцев, тихонько скрипнула несколько раз.

Исследователь стыдливо оглянулся по сторонам, опасаясь, что эти звуки могут показаться неприличными – в этом смысле он оказался и не старым, и не деревенщиной. Он опять уставился в газету.

В те дни все гонялись за памятью. В каждом университете мира, в каждом исследовательском институте память была в центре дискуссий. Интеллектуалам, которые издавали по книге в год, обязательно нужно было уцепиться за эту тему. И вот за дело взялись братки Мунна[199] и сестренки Мунни, взялись так крепко, что в азиатских и даже в нескольких африканских образовательных учреждениях стали проводить семинары, посвященные памяти, и всем желающим стали раздавать беспризорные гранты на ее изучение. Исследователь в библиотеке Неру был занят как раз этим: вместе со старшими товарищами, которые придерживались секулярных взглядов, он раскапывал воспоминания о нападениях вишнуитов на джайнов и буддистов, чтобы потом сопоставить их с нынешними воспоминаниями других общин. Молодые люди приходили в библиотеку Неру, чтобы порыться в сокровищнице старых газет и журналов.

Так и вышло, что он сидел на диване, зевал и пускал ветры. Кто знает, то ли скука, навеянная воспоминаниями, то ли стыд за непристойные звуки заставили его глаза бегать по сторонам, и взгляд его упал на вырезку из старой газеты. Интригующая новость: «Перескочив на ту сторону: восьмидесятилетняя жительница Дели без визы пешком перешла границу в поисках своей старой любви».

Просто так начал читать связанные с этим новости. Просто такова природа этого «просто так» – начинаешь просто так. Эти вырезки не имели никакого отношения к исследованию памяти, но почему-то они бросались в глаза, или у глаз уже появилась привычка блуждать там, где можно было найти такие заголовки. Как будто глаза научились вынюхивать эти новости.

Да и разве было там много этих вырезок? Уж если есть интерес к чему погорячее, то постоянно происходят куда более занятные вещи. Так или иначе, за несколько дней было обнаружено несколько заголовков, в которых фигурировала восьмидесятилетняя кто-бы-она-ни-была. «Еще одно исчезновение на границе». «Две гражданки Индии оказались заперты в Хайбер-Пахтунхве». И на английском: «Заместитель Генерального юрисконсульта подтверждает, что Верховная комиссия в Исламабаде отправляла письменный запрос правительству Пакистана, но суд учел все разногласия и не смог вынести решение по делу».

Тем временем старший сын этой пожилой женщины обратился в суд, но заместитель Генерального юрисконсульта подтвердил, что Верховная комиссия Индии в Исламабаде отправляла письменный запрос правительству Пакистана, но суд не смог вынести решение по делу. Старший сын также обратился с вопросом к правительству: «Почему каждый раз, когда в одной из стран арестовывают преступника из другой страны, поднимается шумиха, а сейчас этого не происходит, хотя моя мать за всю жизнь не совершила ни одного преступления?» Он даже написал открытое письмо премьер-министру,