Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

Под боком раздается еле слышный плач. Дороти оборачивается на мальчика. В тусклом свете зари на глазах его мерцают отблески слез. Он тихонько всхлипывает, но глаза у него закрываются, как будто он проваливается в сон.

Дороти дотрагивается до его щеки, ощупывает под перчатками руки. Холодные и белые как мел. Она укутывает мальчика пледом.

– Ну же, просыпайся. Выпей чаю. Так скорее проснешься.

И она усаживает его ровнее и пытается напоить его чаем. Но мальчик отворачивается.

– Мамочка, – повторяет он, всхлипывая на каждом слове. – Мамочка.

Дороти плотней натягивает плед и поправляет шапочку, но мальчик отстраняется и повторяет настойчивей:

– Мамочка.

Сердце у Дороти трепещет от страха. Она тянется к мальчику.

И на этот раз он поворачивается к ней лицом. Вид у него рассерженный, и он отталкивает ее руку.

– Мамочка! Мамочка! Дом!

И он разражается рыданиями.

Дороти вся холодеет. Ей словно влепили пощечину. Ей хочется назвать его по имени. Она уже протягивает руку, но сразу же ее отводит. Мальчик поднимает на нее глаза и опять что-то лопочет на своем бессвязном языке, и в свете наступающего дня проявляется серый отлив его глаз. Дороти становится дурно. Стены и двери зала ожидания подступаются со всех сторон; набитый чемодан обращается новым, и на мгновение прошлое и настоящее изглаживаются из памяти.

С улицы относится звон сбруи и поскрипывание колес на снегу. В зал снова входит станционный начальник.

– Извозчик прибыл, мисс. Не в восторге оттого, что его подняли в такую рань, но говорит, докуда сможет, подвезет. – Он подхватывает чемодан и дожидается ее у двери.

Дороти встает, и следом за ней поднимается мальчик. Они шагают по безлюдной платформе и опять выходят на дорогу. Из конских ноздрей вырываются облачка пара, и жеребец перебирает копытами и поводит ушами. Извозчик оглядывает Дороти с откровенным любопытством. Они с мальчиком забираются в задок повозки, и станционный начальник вручает Дороти чемодан, а потом укрывает их пледом.

– Смотрите, больше так не замерзайте, – говорит он и улыбается, хотя и хмурит брови, – и счастливого пути вам, мисс.

Извозчик взмахивает хлыстиком и понукает лошадь, и повозка снимается с места, а станционный начальник, тревожно нахмурившись, смотрит им вслед.

Дороти упорно отгоняет мысли как о будущем, так и о минувшем. Она совсем притихла и оцепенела, а повозка все трясется по разъезженной дороге. И то ли из-за долгого пути, то ли от изнеможения, но все это как будто не по-настоящему, опять среди сугробов и сверкающих кристалликов льда. Вскоре от широкой спины жеребца поднимается пар. Наконец, когда они подходят к Вершинам, извозчик окликает лошадь и натягивает поводья.

– Дальше мне уже не проехать, мисс. А мальчугану бы скорей домой, в тепло.

Вид у него такой же озадаченно-хмурый, как и у начальника станции, но Дороти в ответ лишь благодарит его за проделанный путь и в уплату отсыпает несколько монет, да еще немного сверху.

И вот они, скользя по снегу, спускаются по огибающей деревню тропинке. И возвращаются домой по своим же заметенным следам, к неумолимо надвигающейся неизбежности. И всю дорогу у Дороти не идет из памяти лицо мальчика в лучах рассвета, серый отлив его глаз.

Разве серый? А ей все время казалось, зеленый.

По возвращении мальчик сразу же мчится в сад. Кулик пережил прошлую ночь, и мальчик берет его с собой на кухню, где Дороти уже разводит огонь. Движения ее бессознательны и машинальны. Она ставит на плиту рагу, которое даже не выкинула впопыхах перед уходом. Мальчик садится за стол и уплетает его за обе щеки, одной рукой прикрыв корзину с пташкой. То и дело он с содроганием всхлипывает. Но на Дороти даже не смотрит. После еды она укладывает его спать и приносит каменную грелку, но мальчик упорно держится за корзину, и Дороти не в силах с ним спорить, не в силах спорить с действительностью.

Она уходит и встает у двери своей комнаты. Перед ней назревает великая истина, что вот-вот разразится, и находится она по ту сторону двери. Она так долго не пускала прошлое в этот дом, но вот наконец, обуреваемая тем же непостижимым чувством, что охватило ее накануне побега, она переступает порог и встает перед комодом, а затем, сделав глубокий вдох, запускает руку под стопку одежды и нащупывает телеграмму.

Настоятель

Он сидит в ризнице и клюет носом, глаза совсем слипаются, но тут он снова резко просыпается. Под рукой у него лежит фляжка от Марты, и настоятель пригубливает чай, хоть он и растерял все тепло. Зевая и потягиваясь, настоятель вдруг слышит за дверью шорох. Он мигом разгибается и опирается руками о стол.

– Кто тут?

Снова шорох.

Он встает посмотреть, кто это, но тут дверь открывается, и из церковного сумрака в ризницу ступает исхудалая, изнуренная фигура Агнес.

– Настоятель?

Как только с ее губ слетает это слово, ноги у Агнес подкашиваются.

– Настоятель, я про Моисея. – Агнес осекается и насчитает сызнова. – Это все из-за меня. Моисей погиб из-за меня.

И настоятель едва успевает ее подхватить, когда она оступается, и у нее из рук выскальзывает красный мячик.

Дороти и телеграмма

Голова у Дороти раскалывается, она совсем не разбирает слов. И заставляет себя перечитать сообщение дважды. А потом еще и еще.

«Пропал мальчик ТЧК Норвежец ТЧК Упал за борт числится в списке погибших ТЧК Йохан Андерсон ТЧК Просим проверить ТЧК».

Йохан Андерсон.

Она перечитывает телеграмму, пока слова не сливаются в кашу. Она сжимает кулаки и протирает глаза, а затем переводит дыхание, пока не приходит в чувство. Мальчик в своей комнате, лежит в полудреме, одной рукой накрыв корзину. Дороти мельком оглядывает мальчика, его округлые щечки, детский пушок, прелестные волосы. И наконец окликает его.

– Йохан, – говорит она и молится, что это ошибка. – Йохан?

Мальчик открывает глаза, и лицо его преображается, как только он узнает свое имя.

Тогда

Джозеф

Натыкается он на нее случайно, во время уборки, собирая мусор на костер, чтобы сжечь вместе с отходами в саду. Стряхнув с нее пыль, он видит, что краска даже не потускнела, только местами потрескалась, а в остальном она все та же – точная копия его собственной лодки, которую он смастерил для Моисея год назад; такой же вытянутый киль, прямой форштевень и корма, широкая устойчивая палуба. Он даже соорудил паруса и вывел черной краской на борту ее имя: «Полярная звезда». Джозеф подумывает выбросить ее в кучу мусора.

И вздыхает. С