Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

больше не проси об этом, ни сейчас, ни потом, никогда.

Джозеф видит, что за этим что-то стоит и что все не так однозначно, но она чего-то недоговаривает.

– Дороти…

Он пытается нащупать слова, чтобы доказать, что все получится, как-то ее переубедить, но больше не находит слов.

Он молча смотрит на нее, но мгновение спустя разворачивается и уходит, откуда пришел. Проходит кухню, где они сидели вместе за столом. Под ледяным дыханием ее голоса воспоминание о теплом солнечном дне уже испаряется, а с ним болтовня Моисея и уклончивое «посмотрим» перед разгоревшимся очагом, так что, когда он закрывает дверь и направляется домой, неся в руке лодку, которую так и не показал Моисею, все исчезает, как и вовсе не бывало.

Он сидит в полутьме холодного осеннего вечера, но даже не растапливает очаг. Может, он все это время заблуждался; может, она и впрямь такая, какой ее считают сельчане. Холодная. Надменная. Может, он совсем ее не знает. Зато кое-что знает о себе.

Он не из тех, кому нужно повторять дважды.

Теперь

Дороти и настоятель

Когда Марта с Эйлсой приносят продукты, Дороти уже порывается попросить их передать спасибо настоятелю с миссис Браун и взять корзину, как вдруг замечает у них за спиной самого настоятеля.

Она замирает, и сердце у нее сжимается – а вдруг они узнали, откуда мальчик родом, может, даже связались с родителями. Дороти медлит у порога, но понимает, что придется пригласить их в дом.

Она вытирает руки о передник и отходит в сторону. Настоятель снимает пальто, вешает его на спинку кухонного стула, садится и устраивается поудобней. Вид у него измотанный, но Дороти готова поспорить, что Дженни приходится куда сложней. Марта с Эйлсой помогают ей все разобрать: пикшу, треску с картофелем, сладкие лепешки с изюмом и сконы, которые напекла Эйлса, и даже сердцевидки, собранные школьниками ей в подарок, – после чего они уходят, а Дороти остается наедине с настоятелем. Мальчик тихонько играет в саду. Дороти сознательно закрывает глаза на свое желание оградить его от настоятеля.

И не спешит садиться.

– Как ваш малыш?

Дороти сама себе удивляется, задав вопрос, которого она давно избегала – не только в отношении ребенка настоятеля, но и любого другого новорожденного, равно как беременных женщин и детей постарше.

Лицо у настоятеля проясняется, но тут же снова мрачнеет.

– Жив-здоров, слаба богу, хотя все таинства я оставляю на усмотрение Дженни.

И Дороти охватывает привычная печаль, когда она вспоминает, как Уильям предлагал свою помощь не в пример другим мужчинам, которые, как и настоятель, считают, что ребенок – это доступное одним лишь женщинам таинство.

– А Маргарет? Не зашивается в школе?

– Маргарет вполне довольна нынешним положением дел. Об этом можете не беспокоиться. Я пришел проведать мальчика. Как он там? Где он? Заговорил уже или нет?

В надежде еще чуть-чуть отсрочить этот вопрос, Дороти колеблется между правдой и ложью, а затем и вовсе уклоняется от вопроса.

– Он в саду – я его позову.

Мальчик заходит в комнату и при виде настоятеля встает как вкопанный. Дороти видит его глазами настоятеля – повеселевшим, пополневшим, раскрасневшимся на морозе. В руках он держит мяч из коробки с игрушками от сельчан.

Настоятель улыбается мальчику.

– Мы тут изо всех сил стараемся выяснить, откуда ты родом и где твои мамочка с папочкой.

Мальчик смотрит на него в упор, втянув губы.

Настоятель снова переводит взгляд на Дороти.

– Мне наконец-то удалось отправить телеграмму в управление полиции. Пусть они сверятся со списком пропавших без вести. Еще я дал вторую телеграмму в береговую охрану. Кроме того, мы стараемся распространить сообщение по всем рыбацким общинам вдоль побережья – вдруг где-нибудь пропал ребенок. Думаю, ответа долго ждать не придется. Кто-то же наверняка сообщал о случившемся.

Он отпивает чай и ободряюще улыбается.

– Скоро отвезем его домой… – Тут настоятель осекается и хмурится. – А это что?

Птица снова выводит певучую трель, и мальчик убегает в соседнюю комнату.

Дороти только рада прервать все эти рассуждения о телеграммах и полиции.

– Это кулик с подбитым крылом. Мы решили за ним присмотреть.

Настоятель встает со стула.

– Могу я взглянуть?

Внезапно в Дороти закипает недовольство, и она понимает, что ей вообще неприятно присутствие настоятеля. Она преграждает ему путь к двери в другую комнату.

– Он еще очень напуган, как вы понимаете, и только-только пошел на поправку – мне бы не хотелось…

Настоятель вскидывает руку, залпом допивает чай и накидывает пальто.

– Я понимаю, понимаю. Очень жаль, что мальчик не выказывает признаков возвращения памяти и даже речи.

Дороти вспоминает его рисунок и робкие слова, но настоятель сам сделал вывод и ничего не спрашивал, поэтому она решает выждать, а пока оставить все, как есть.

– Как только что-то будет, как только мальчик вспомнит что-то полезное, обязательно дайте мне знать.

И вот уже за ним закрывается дверь, а у Дороти сердце выпрыгивает из груди, стоит ей осознать, что ее хваленое правдолюбие отнюдь не столь непогрешимо, как ей казалось.

– У малыша здоровый вид, – заглядывает он в дверную щель, – как и у вас.

В голосе настоятеля угадывается удивление – как в одном, так и в другом отношении, – но вот его уже след простыл.

Перед уходом настоятель, не удержавшись, решает краем глаза посмотреть на мальчика и, обойдя домик кругом, заглядывает в окно. Мальчик – с новенькой стрижкой – играет оловянными солдатиками, а посредине комнаты, завалившись на бок, лежит юла. Игрушки эти, видимо, принадлежали Моисею, ведь в коробке от сельчан таких не было. Настоятель улыбается, и перед глазами у него встает образ из прошлого.

Поднимаясь по склону, он размышляет об увиденном. У Дороти здоровый вид; на кухне снова чисто и прибрано. И настоятель про себя думает, как же удачно он выбрал Дороти и что это наверняка озарило пронизанную одиночеством жизнь. Он всегда ценил в ней исполнительность и чувство долга, но все же временами находил ее слегка зажатой. А сейчас она заметно смягчилась, и мальчик тоже чувствует себя прекрасно.

Позже Дороти лежит в постели без сна. За окном опять поднялся ветер, и среди его завываний Дороти слышит в ночи чей-то вой. Он становится все громче, и, внезапно спохватившись, она осознает, что звук доносится из дома. Соскочив с постели, Дороти накидывает ночную рубашку и тихонько спускается.

В темноте она различает его силуэт – мальчик сидит в постели, скрючившись, упершись головой в колени и обхватив их руками.