Читать книгу - "Песня жаворонка - Уилла Кэсер"

Миссис Кронборг улыбнулась:

— Да, это мило с ее стороны. Но это пройдет. Когда такие вещи случаются далеко, они не оставляют большого следа, особенно если у тебя руки связаны и надо думать о своих обязанностях. Мой отец умер в Небраске, когда родился Гуннар — мы тогда жили в Айове, — и мне было жаль, но ребенок это искупил. Я тоже была любимицей отца. Так устроена жизнь, понимаете ли.

Доктор достал письмо Теи и прочитал его миссис Кронборг. Казалось, она слушает и не слушает одновременно. Когда он закончил, она задумчиво сказала:

— Я рассчитывала еще хоть раз услышать, как она поет. Но я всю жизнь довольствовалась теми радостями, что выпадали мне на долю. Я всегда наслаждалась пением Теи, когда она жила здесь, дома. Пока она занималась, я часто бросала работу, садилась в кресло-качалку и отдавалась звукам, словно пришла на представление. Я никогда не была из тех хозяек, что позволяют работе загнать себя в могилу. И когда она приводила сюда мексиканцев, я тоже всегда слушала. В общем… — Она взглянула на фотографию, как бы взвешивая все доводы. — …думаю, я получила от голоса Теи то счастье, которое он вообще может дать.

— Не сомневаюсь! — горячо согласился доктор. — Я и сам получил немало. Помните, как она, бывало, пела для меня те шотландские песни и дирижировала, покачивая головой, и ее косички подпрыгивали?

— «Потише, мой Афтон, ты волны кати»[125], как сейчас слышу. А бедный отец никогда не замечал, если фальшивил! Он, бывало, спрашивал: «Мать, как это ты всегда узнаешь, если попадают пальцем не в ту клавишу?»

Миссис Кронборг усмехнулась. Доктор Арчи взял ее за руку, все еще крепкую, как у молодой женщины.

— Ей повезло, что вы были способны это узнавать. Я всегда считал, что вы дали ей больше любого из учителей.

— Кроме Вунша — он был настоящим музыкантом, — уважительно сказала миссис Кронборг. — Я давала ей возможность, какую могла, в переполненном доме. Не пускала других детей в гостиную ради нее. Пожалуй, больше ничего я и не могла сделать. Если ее не беспокоили, присмотр был не нужен. С самого начала она гналась за этим, как терьер за крысами, бедняжка. Прямо-таки боялась этого. Поэтому я всегда поощряла ее увозить Тора на прогулки подальше. Вне дома оно ее не доставало.

После множества приятных совместных воспоминаний миссис Кронборг вдруг сказала:

— Я всегда понимала, почему она тогда уехала, не повидавшись с нами. О, я знаю! Вы не могли нам ничего рассказать. Вы были ей хорошим другом. Я этого никогда не забывала.

Она похлопала доктора по рукаву и рассеянно продолжила:

— С ней случилось что-то такое, о чем она не хотела мне говорить, потому и не приехала. Что-то произошло, когда она была с теми людьми в Мексике. Я долго беспокоилась, но, кажется, она справилась. Ей пришлось нелегко, когда она, еще такая юная, пробивалась одна, а мои фермы в Небраске обесценились напрочь, и я ничем не могла ей помочь. Не так надо отпускать девушку в большую жизнь. Но, думаю, чтобы там ни было, теперь она не побоялась бы мне рассказать.

Миссис Кронборг с улыбкой взглянула на фотографию.

— Не похоже, чтобы она кому-то была обязана, правда?

— Так и есть, миссис Кронборг. И никогда не была. Потому и заняла деньги у меня.

— О, я знала, что она никогда не позвала бы вас, если бы сделала что-то, способное нас опозорить. Она всегда была гордая.

Мать помолчала и слегка поменяла позу.

— Нам с вами, доктор, сильно повезло, что ее голос оказался таким прекрасным. Не всегда то, на что надеешься, оборачивается именно так. Пока старая миссис Колер была жива, она всегда переводила, что писали в немецких газетах, которые Тея присылала. Я и сама могла кое-что разобрать — немецкий не сильно отличается от шведского, — но старухе было в радость почитать. Она оставила Тее картину «Пожар Москвы». Я приберегла ее, завернула с шариками от моли и положила вместе с гобоем, который привез из Швеции дедушка Теи. Я хочу, чтобы она когда-нибудь взяла с собой в Швецию гобой моего отца.

Миссис Кронборг на мгновение умолкла и сжала губы, а потом добавила:

— Но, судя по всему, она повезет с собой в Швецию инструмент получше!

Ее тон прямо-таки ошеломил доктора: в нем звучала та же неистовая, непокорная гордость, которую он часто слышал в голосе Теи. Он с удивлением посмотрел на старую знакомую и пациентку. Все-таки чужая душа — потемки. Неужели эта женщина хранит в себе частицу того неподвижного пламени, из которого целиком состоит ее дочь?

— В последнее лето дома Тее пришлось нелегко, — заговорила миссис Кронборг так безмятежно, словно и не она только что полыхнула пламенем. — Другие дети бунтовали, думая, что я начну суетиться вокруг нее и могу вскружить ей голову. Мы как-то все разом спровоцировали ее, потому что не могли понять, зачем менять учителей и все такое. В том-то и беда с тихими, нехвастливыми детьми — их нельзя провоцировать, потому что никогда не знаешь, как далеко их это заведет. Что ж, грех жаловаться, доктор: Тея дала нам немало пищи для размышлений.

* * *

В следующий раз доктор Арчи приехал в Мунстоун уже для того, чтобы нести гроб на похоронах миссис Кронборг. Она лежала так безмятежно и величественно, что в Денвер он возвращался едва ли не как с похорон самой Теи Кронборг. Прекрасная голова в гробу казалась ему гораздо более реальной Теей, чем сияющая молодая женщина на фотографии, озирающая готические своды и приветствующая Чертог Песни.

IV

Ясным утром в конце февраля доктор Арчи с большим удобством завтракал в «Уолдорфе». Он приехал в Джерси-Сити ранним поездом, и красный ветреный рассвет над Северной рекой пробудил в нем аппетит. Попивая кофе, он просматривал утреннюю газету и увидел, что вечером в опере дают «Лоэнгрина». В списке исполнителей значилась фамилия «Кронборг». Такая прямолинейность несколько ошеломила доктора. «Кронборг» — на последней странице утренней газеты это впечатляло и в то же время казалось неуважительным, несколько грубым и нахальным. После завтрака он отправился в билетную кассу отеля и спросил у девушки-кассира, не может ли она дать ему что-нибудь на «Лоэнгрина», поближе к сцене. Он держался слегка неловко и гадал, заметила ли это кассирша. Даже если и заметила, вряд ли могла что-либо заподозрить. Перед кассой висели синие афиши, извещающие о составах опер на