Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

сужающимся книзу лицом. Пергаментная, в мелких морщинах кожа. Хрящеватый нос, маленькие, близко посаженные глазки с острым и умным взглядом.

«А старикан-то явно вырядился, но ведь не ради же меня!»

На старике темные брюки, курточка из коричневого вельвета, под ней бежевая рубашка. В расстегнутый ворот заправлен пестрый платок.

Булыжный двинулся вслед за хозяином в глубь квартиры. Войдя в зал, старик остановился, обернулся, сделал широкий жест рукой.

— Вы хотели посмотреть, пожалуйста.

Булыжный вовсе не хотел смотреть, любоваться на все эти богатства, на дорогой фарфор и хрусталь, на мебель красного дерева, на картины и статуэтки… Хватит, вдоволь насмотрелся на эту красоту в квартире Антонины Дмитриевны! Однако! Вот в какой роскоши живет-поживает, оказывается, милейший начальничек, вот у него какое уютное да теплое гнездышко! Недаром Булыжный его невзлюбил, нутром чувствовал: мещанин. Правда, Булыжному казалось, что Лукошко мещанин голодный, а выясняется — довольно-таки откормленный, сытый мещанин. И на черный денек кое-что есть, папочка, видимо, постарался.

— Ну давайте, что вы там принесли? — проговорил старикан.

— Ничего я вам не принес! — почти грубо ответил Булыжный. — Мне нужен ваш сын, Дмитрий Лукошко! Где он прячется?

— Ах, вы не ко мне, а к сыну… Так бы сразу и сказали… — старик нахмурился. — Митя, в общем-то, тут не живет. Бывает набегами. Его адрес, если вас действительно он интересует, Русаковская, дом 27, квартира 72… Кстати… — старик замялся. — Если вы сейчас туда, то не будете ли столь любезны передать Нине Васильевне вот эту косынку. Они тут с Митей на днях ночевали и оставили.

Булыжный схватил протянутую ему стариком тонкую нейлоновую косынку и сунул в карман.

В тот момент, когда он выходил из квартиры, напротив отворилась дверь и на лестничной клетке появилась крашеная блондинка не первой молодости. Она окинула Ивана оценивающим взглядом, а затем переключила свое внимание на старика Лукошко.

Спускаясь по лестнице, Булыжный слышал их голоса.

— Какой-то странный тип, — произнес Лукошко. — Пришел, осмотрел мою коллекцию и, ничего не сказав, отбыл.

— Вы бы не пускали в дом кого попало. Говорят, повсюду грабежи. Вот на днях в соседнем доме старушку убили…

— Не верю я в этих убитых старушек, — отозвался Лукошко и хлопнул дверью.

…Нина только что вышла из ванной. На ней был легкий, полупрозрачный халатик, мокрая голова обмотана махровым полотенцем, на ногах шлепанцы. Услышав звонок, поморщилась: «Опять Митя забыл захватить ключи. Вечно он все забывает, теряет…»

Она открыла дверь и отпрянула назад, увидев Булыжного.

— Вы не бойтесь, я к вашему супругу… — сказал он, мигом охватывая ее взглядом всю — от махрового тюрбана на голове до розовых коленок, мелькнувших меж разлетевшихся пол халатика.

— А я и не боюсь. Меня испугать нелегко, — проговорила Нина, тем не менее, вопреки словам, испытывая страх и смущение перед этим столь неожиданно появившимся перед ней человеком. — Подождите, я сейчас накину на себя что-нибудь более… более, — она поискала слово, — взглядонепроницаемое. — И с улыбкой скрылась в комнате.

Иван стоял в полутемной передней, прислушиваясь к громкому стуку собственного сердца. «Какая женщина! Бог ты мой, такая женщина и кому досталась. Вот что значит иметь дом, похожий на музей!»

Через минуту Нина появилась снова. На этот раз на ней было надето джинсовое платьице, в котором она выглядела еще стройнее и моложе, чем обычно. Тюрбан из полотенца заменила ситцевая косынка.

— Мити нет дома. Ему что-нибудь передать?

— Передайте ему, что у него самая лучшая в мире жена, — с трудом ворочая языком, проговорил Булыжный и, тяжело вздохнув, двинулся к выходу. В дверях остановился: — Да, совсем забыл. Вот, свекор просил, передать…

Нина взяла из рук, Булыжного прозрачный квадрат легкой ткани, недоуменно пожала плечами:

— Подождите… Да это вовсе не моя косынка.

— Старик сказал, что вы оставили ее на днях, когда ночевали с мужем на Арбате.

— Я уже год как не была на Арбате. Не люблю ту квартиру. Правда, Митя там на днях действительно провел ночь.

Последнюю, фразу она произнесла вполголоса, обращаясь не столько к Булыжному, сколько к самой себе. Между ее бровей залегла сердитая складка.

Булыжный почувствовал неловкость. Он-то чего влез с этой косынкой!

— Так я пошел, — не то спрашивая, не то утверждая, проговорил он и, снова шумно вздохнув, вышел.

А Нина осталась стоять в передней, держа в руках нейлоновый платок и мучаясь мыслью: неужели Митя привел в дом отца другую женщину и та, уходя, оставила косынку? Эта мысль была тягостна не потому, что Нина любила Митю. Но ведь он-то ее любит! Как же он мог?!

Неприятно ей было и то, что свидетелем ее позора оказался Булыжный. Странно, но, кажется, этот мужлан и пьянчуга ей совсем не безразличен.

На другой день не успел Митя прийти на работу, как позвонила Ляля. Нюша мгновенно соединила ее с Митей.

Странное дело, в последнее время Митя все чаще сравнивает страстную, нерассуждающую, беззаветную любовь Ляли со спокойным, рассудочным отношением Нины. Но разговаривать с Лялей не хочется. Особенно теперь, после вчерашнего объяснения. Стоило ему услышать в трубке ее тихий, грустный голос (кажется, еще секунда, и Ляля расплачется), как у Мити сжало сердце, он ощутил нечто вроде угрызений совести, ему захотелось плакать. Такого своего состояния он не любит. Поэтому и накинулся на Нюшу:

— Сколько раз я вам твердил, чтобы вы не соединяли меня с кем попало! Говорил я вам это или не говорил?

Нюша, пожилая забитая женщина с плоским, бледным и сырым, как непропеченный блин, лицом, плаксиво отвечала:

— А откуда мне знать, кто это звонит?

— А спросить? А спросить? На это у вас ума не хватает? Мозги у вас есть хоть какие-то?

Строго говоря, Нюша не обязана выполнять секретарские обязанности. Их неофициально возложил на нее Митя, которому хотелось, чтобы у него, как положено солидному руководителю, все было — и кабинет, и машина, и секретарь.

Распекая Нюшу, он быстро вошел во вкус.

Чем покорнее женщина выслушивала его грозные обвинения, чем ниже клонилась перед ним, чем бледнее становилось ее одутловатое лицо, чем затравленнее глядели водянистые глаза, тем большая ярость овладевала им.

— Хоть одна извилина у вас есть? Хоть одна? Я вас спрашиваю?!

Он кричал, топал ногами, а потом выгнал Нюшу из кабинета. Она вышла и наткнулась на стул. Митя высунул голову в дверную щель:

— Что здесь происходит?! Что за грохот?

— Не вижу я ничего, батюшка… Глаза… Но ничего, я сейчас…

Нюша скребла руками стену, рядом с дверью, видно, хотела выйти в коридор, но не смогла. Митя похолодел. «Ну вот, — пронеслось у него в мозгу. —