Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

покидаем этот дом!» Но она захотела переложить в сумке купленные в гастрономе продукты. Не знаю, что тут нашло на меня. Гнев, отчаяние, злость… За какие-то двадцать минут я успел возненавидеть Лукошко, как самого лютого врага. Он стоял на пути к осуществлению всех моих планов. Я понял, что мне легче будет совладать с его сыном. Он ведь мямля, размазня… Я выбежал в кухню, стянул с себя рубашку, оголился до пояса, ввел себе адреналин, чтобы возбудиться, схватил с кухонного стола нож, а с подоконника отрезок свинцового кабеля и ворвался в комнату.

Они не кричали, а только смотрели на меня удивленными, широко открытыми глазами. Я стал наносить беспорядочные удары… Женщина кричала. Тогда я бросился к ней и стал душить ее руками…

Позвонил Иткину, приказал доставить сюда из больницы сына Лукошко и приехать самому. После того как они оба побывали в Казачьем переулке, я был спокоен: теперь Митя у меня в руках. Оставшись один, я сорвал со стен обои (они были забрызганы кровью), притащил из коридора брезент от спального мешка, веревки, целлофан (в него был в свое время упакован купленный мною диван), тщательно завернул трупы. Дождавшись ночи, вышел на улицу. Остановил автофургон, посулил шоферу хорошую плату, если подбросит с вещами к Крымской набережной. «Тут неподалеку, рукой подать…» — «Что это ты надумал переезжать среди ночи?» — спросил шофер. «С женой разругался… Пилит и пилит, стерва. Перееду к матери, а там видно будет». Шофер подогнал фургон к строению № 13, открыл задние дверцы. «Помочь?» — «Нет, иди в кабину. Я сам». Остановил фургон на набережной возле небольшого домика с темными окнами. «Спит ваша мать». — «Ничего, разбудим». Шофер, проникшийся симпатией ко мне, снова предложил свои услуги, чтобы выгрузить поклажу и перенести ее в дом. Я отказался. Положил мешки на тротуар, помахал водителю рукой: «Трогай. К утру будешь в своей Рязани». — «К утру вряд ли… а вот к обеду…» Автофургон скрылся в темноте. Я волоком перетащил тяжелые мешки один за другим к набережной. Связал их вместе. Перевалил через парапет. С шорохом скользнув по наклонной каменной стене, они упали под воду. Я долго всматривался в черную реку. Все в порядке, ничего не видно.

У Крымского моста поймал такси и отправился на аэродром. Оттуда позвонил Кеше Иткину и отдал необходимые распоряжения — сменить обои, отциклевать пол. Сказал: «Сделаешь — получишь две косых, не сделаешь — убью». После этого отправился в ресторан и стал дожидаться Дмитрия Лукошко. Он явился в назначенное время и привез оговоренную сумму — три тысячи рублей. Мы пообедали с коньяком, и я улетел в Сибирск. Мысль свалить вину за убийство старика на «Валеру», выдав за него Булыжного, мне подал с воли, через верного человека, Митя Лукошко. С Булыжным я знаком не был, однако видел его фотографию. Ее показывал мне Кеша Иткин после нападения Булыжного на Голубкова. Просил проучить парня. Поэтому для меня не составило труда указать на Булыжного, когда капитан Сомов предъявил для опознания несколько фотографий».

Ерохин брезгливо отодвинул признание Шакина в сторону:

— Это все мы и без него знаем… Я думаю, пора передавать дело в суд.

Из приговора народного суда

Коллегия по уголовным делам городского суда, рассмотрев уголовное дело Лукошко Дмитрия Семеновича, до ареста работавшего заведующим отделом объединения Системтехника, Шакина Федора Борисовича, работавшего и. о. заместителя директора Сибирского Дома ученых, Иткина Константина Леонидовича, работавшего мастером технического отдела объединения Системтехника, и Голубкова Анатолия Сидоровича, солиста вокально-инструментального ансамбля, приговорила: Лукошко и Шакина к высшей мере наказания…»

— А ведь признайся, Николай Иванович, все же тебе повезло, — проговорил Ворожеев. Он был не в себе: начальственное выражение сползло с лица, а другого он не приготовил.

— Ты это уже говорил, — усмехнулся Коноплев. Про себя подумал: «Что угодно, только не везение. Дело Лукошко далось с трудом, уж слишком незнакомой, причудливой оказалась среда, с которой пришлось столкнуться».

Голос Ворожеева вывел Коноплева из задумчивости:

— А меня вот учиться посылают. На Высшие курсы…

— Вот как?

«Отчего это получается? — подумал Коноплев. — Если работник не тянет, посылаем его учиться… А ведь от ученья, как от битья, умным сделаться нельзя. Пролетят незаметно три года. Вернется с еще одним дипломом».

— Я думаю, Николай, на мое место тебя назначат. Станешь начотделом — Сомова не обижай.

— Пустое говоришь, Аким… Во-первых, я еще не начальник отдела. А во-вторых, я вовсе не уверен, что капитан не запросится в другой отдел.

Минут через пятнадцать к Коноплеву зашел капитан Сомов.

— Разрешите обратиться? — сдвинув каблуки, официальным тоном произнес он.

— Давайте обращайтесь.

Сомов, однако, не спешил начать разговор, тяжело переступал с ноги на ногу, кровь толчками приливала к его голове. Сначала сделались кроваво-красными уши, потом — щеки и шея.

«Ну, смелее!» — Коноплев мысленно поторопил Сомова. Он ожидал этого объяснения. Капитан давно затаил против него обиду. Как ни старался Николай Иванович преодолеть возникший между ними холодок, ничего не получалось, Сомов не шел на сближение, всем своим видом подчеркивая, что их сотрудничество временное и вынужденное. Теперь, когда Ворожеев уходит, а его место, по-видимому, займет Коноплев, ничто не удерживает молодого капитана в отделе. Коноплеву известно, что Сомов присматривает себе новое место. Сделать это нетрудно, работник он неплохой, толковый, исполнительный, напористый, такого с руками оторвут.

Короче говоря, Коноплев внутренне был готов к уходу Сомова, хотя это и создавало проблемы: Тихонов на его место пока еще не тянет, придется искать другого человека…

— Слушаю, капитан, — повторил он.

— Я хочу остаться, товарищ подполковник, — выпалил Сомов.

— Остаться? — Коноплев удивился. Этого он не ожидал.

— Но к сожалению, не могу…

— Не можете? А почему?

Теперь он уже с любопытством смотрел на взволнованное лицо капитана. Тот снова переступил с ноги на ногу.

— Все подумают, что я был настроен против вас, пока начальником отдела был Ворожеев, а стоило вам стать начальником, как я переметнулся на вашу сторону.

— Но ведь это не так? Причины какие-то другие?

— Другие, товарищ подполковник. Помните, вы встали на мою защиту, когда этот подлец Шакин оговорил меня. Будто я пересчитал ему шейные позвонки… Я много думал над вашим поступком…

— Ну и что надумали, почему я встал на вашу защиту?

Сомов потупился, словно красна девица:

— Вы относитесь ко мне не настолько плохо, как мне до этого казалось.

— Тьфу ты, черт! — с досадой воскликнул Коноплев. — Значит, вы-таки ничегошеньки не поняли! При чем тут отношение? — Он прошелся по кабинету. — Вы инициативный, исполнительный, преданный делу работник. Это мне не может не