Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

лежат таблетки, а Нины все не было. Должно быть, прямо с работы она отправилась в больницу к Булыжному. Господи! Почему он, Митя, так несчастен? На глазах снова навернулись слезы.

Забрался на диван, с головой накрылся пледом. Ему стало немного легче. Словно опасности и страхи остались там, снаружи… Он забылся в тяжелом сне.

…Митя стоял на площади под низким, набухшим серыми тучами небом, а вокруг ничего и никого не было, и ощущение покинутости, одиночества сдавливало грудь. Он пытался закричать, но у него не получилось, в обезлюдевшем, опустевшем мире не было ничего — ни красок, ни запахов, ни звуков.

Но вдруг все переменилось, небо приподнялось в верхней, центральной точке и опустилось по краям, приобретя форму брезентового полога, шатра… Митя догадался, что это купол цирка шапито, куда он однажды в детстве ходил с отцом. На этот раз отца не было, а он, Митя, не сидел в амфитеатре, а стоял на неустойчивой, то и дело ускользающей из-под ног дощечке под самым куполом. Ему предстояло совершить опасный прыжок, сальто-мортале — оторвавшись от спасительной веревки, в которую судорожно вцепились его руки, отринув дощечку, несколько раз перевернуться в воздухе и потом вернуться назад, в свое утлое прибежище. После того как все будет кончено, вновь заиграет музыка, будут цветы, поздравления…

О, как было бы хорошо, если бы страшный прыжок уже был позади и он, скользя по веревке, со скромной гордостью победителя уже спускался на арену!.. Но нет, прыжок еще только предстоит совершить.

Митя бросает взгляд вниз, в зияющую пустоту под ногами, у него кружится голова, тошнота подкатывает к горлу. Все. Сейчас он потеряет сознание и упадет.

Страх останавливает сердце. Не хватает воздуха, он задыхается, в ушах звон.

Митя вскрикивает, сбрасывает с головы плед.

Тишину пронзает трель звонка.

Митя, шлепая босыми ногами, трусцой бежит в переднюю. У двери задерживается. Его вдруг охватывает ужас. А вдруг там, за тонкой деревянной перегородкой, Шакин? Обнаженное до пояса зверообразное существо ворвется в квартиру и набросится на него. С отрезком свинцового кабеля. Пройдет мгновение, и он, Митя, бесформенным кулем будет валяться на полу посреди комнаты, небрежно прикрытый пестрым пледом… От страха у него подкашиваются ноги, он прислоняется спиной к стене, чтобы не упасть.

Снова резкий и длинный звонок в дверь.

— Кто там?

— Откройте! Телеграмма!

Голос кажется знакомым. Знакомым с детства. Но он никак не может вспомнить, кому именно этот голос принадлежит.

— Откройте же!

Митя трясущимися руками отодвигает засов.

На пороге — бывший сосед по подъезду, инспектор угрозыска Коноплев. За его спиной еще двое.

Коноплев протягивает Мите бланк телеграммы. Тот берет его трясущимися руками. Читает: «Шестого или двадцать восьмого. Настаиваю категорически». Митя таращит глаза, ничего не может понять:

— Это не мне…

— Да, это не вам, — соглашается Коноплев. — Эта телеграмма послана Федору Шакину. Но послали-то ее вы…

— Почему я? Смотрите, тут нет подписи.

— И тем не менее бланк телеграммы был заполнен вашей рукой. Экспертиза установила… Кстати, почерк у вас, должен сказать, неважнецкий. С детства. Вы назвали Шакину числа, наиболее подходящие, с вашей точки зрения, для убийства отца. Магические числа. Но магия не сработала. Вы, гражданин Лукошко, задерживаетесь по подозрению в совершении тяжкого преступления. Одевайтесь… Поедете с нами.

«ВЫШЕЛ МЕСЯЦ ИЗ ТУМАНА»

Сидевший посреди комнаты на табурете человек вызывал омерзение. Нездорового цвета одутловатое лицо, трехдневная щетина на щеках, черные полоски грязи под ногтями пальцев, судорожно вцепившихся в мешковатые брюки на жирных коленях… Коноплеву требовалось много усилий, чтобы разговаривать с Дмитрием Лукошко спокойно, не повышая голоса. Один раз он даже заставил себя назвать его по имени-отчеству — Дмитрий Семенович. Но осекся, почувствовав всю чудовищность столь близкого сопряжения этих двух имен — имени отца и имени его убийцы.

Только что Лукошко-младшему были предъявлены доказательства его вины.

Однажды, как это явствовало из показаний Кеши Иткина, Дмитрий Лукошко обратился к нему с неожиданным предложением: проучить инженера Ивана Булыжного, с которым у Лукошко были какие-то личные счеты. Посулил: «Отблагодарю как следует». Слово свое сдержал: после драки в кафе «Лира», в ходе которой Булыжному порядком досталось, Кеша и его дружки были вознаграждены ста пятьюдесятью рублями. Вручая деньги, Лукошко сказал со вздохом:

— Дал бы больше, да нету, скупердяй-отец сидит на сотнях тысяч, а сына держит в черном теле.

Кеша брякнул:

— Вот умрет старик, тогда враз разбогатеете…

Митя уныло произнес:

— Да он дольше меня проживет: крепкий, черт. Его оглоблей с ног не собьешь.

— Вы это всерьез? — будто бы испугался Кеша.

— Что всерьез?

— Ну, насчет этого… оглобли…

Митя сделал брезгливую гримасу:

— Ну, почему именно оглоблей… Разве других средств нет?

В тот раз они оба испуганно замолчали и разошлись. Но спустя некоторое время Митя вновь заговорил об отце: от старика житья нет. Мерзкий человек: мать в гроб загнал и теперь до него, до Мити, добирается. «Вместе нам не жить. Или он или я», — патетически произнес Митя и отвел глаза.

Впоследствии Митя часто заводил разговоры на эту тему. Ныл, жаловался на безденежье, на тяжелый характер отца, обвинял его во всевозможных грехах, сулил златые горы тому, кто избавит от злыдня. Поначалу Кеша пропускал все эти жалобы мимо ушей. Но потом призадумался.

…Шмыгая носом и часто-часто моргая, Кеша докладывал:

— Вскоре после знакомства с Шакиным я рассказал ему о речах, которые вел Лукошко. Шакин сильно обрадовался, потер руки, сказал: «Ну вот, деньги сами к нам в руки текут». Он поручил мне провести с Митей решительный разговор и уточнить сумму, которую он нам вручит после того, как… — Кеша вздрогнул и запнулся.

— После того, как отец Лукошко будет убит?

Кеша завертел головой на цыплячьей шее:

— Нет… нет… Разве я бы согласился? Ни за что! Честное слово! Мы хотели обмануть Митю. Выдурить у него деньги, а старика отпустить на все четыре стороны. Шакин сказал: при таких обстоятельствах Митя жаловаться на нас в милицию не пойдет.

— От кого и когда вы узнали, что убийство состоялось?

Кеша поник, скукожился, пот полил с него ручьем:

— В тот же самый день… 28 марта мне позвонил Шакин и сказал, что старика пришлось убрать. Он потребовал, чтобы я немедленно поставил Митю в известность о случившемся, привез его и приехал сам туда… в Казачий переулок.

— И вы…

— Нет… Я сказал, что Митю пришлю, а сам не поеду… Ни за что… Я мертвяков не переношу. Я сказал, что мы так не договаривались. Что я не хочу иметь к этому делу