Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

Своими соображениями Тихонов поделился с Коноплевым. В тот же день лейтенант вылетел в Сухуми. Назад он вернулся с «уловом».

Привез большую розовую, отливающую перламутром раковину, подобную той, которую видел в квартире Иткина, и фотографию, обрезанную зубчиками, — дело рук пляжного фотографа из Гульрипши. На ней были изображены двое мужчин в плавках. Они стояли обнявшись.

— Молодец! — взглянув на фотографию, похвалил его подполковник. И вызвал на допрос Кешу Иткина.

— Итак, вы по-прежнему продолжаете утверждать, что не знакомы с Шакиным?

Кеша отрицательно покрутил головой на цыплячьей шее:

— Впервой увидел его здесь… у вас. А кто он такой?

— Плохи ваши дела, Иткин. Очень плохи.

У Кеши забегали глаза:

— А что я такого сделал? Что?

Коноплев молча протянул Иткину фотографию, привезенную Тихоновым из-под Сухуми.

— Вы утверждали, что не знали Шакина, а на снимке стоите с ним в обнимку.

Иткин взглянул на фото и закрыл лицо руками. До Коноплева донеслись рыдания. Сквозь Кешины пальцы, как вода сквозь гнилую запруду, хлынули слезы.

— Подождите плакать. Это еще не все. Во время свидания со своей знакомой Любой Зезюлиной вы вручили ей записку для Дмитрия Лукошко. Отпираться, Иткин, смысла нет. Люба во всем призналась, да и записка у нас в руках. Кстати, до Лукошко ваше послание дошло, но помогать вам, судя по всему, он не собирается. Да и вряд ли помог бы, даже если бы захотел. Будете по-прежнему запираться или постараетесь облегчить свою участь чистосердечным признанием? Я вам советую второе…

Кеша шмыгнул носом и часто-часто закивал головой:

— Я все скажу… все… Я не убивал… Это они… Это они.

Сквозь окно сочился белесый тусклый свет. Митя проснулся, примерно с час ворочался в постели, потом вновь впал в забытье. И теперь чувствовал себя неотдохнувшим, разбитым, голова была тяжелая.

Сел в кровати, свесил короткие ноги. Ощутил, какой пол грязный. Старая мастика, смешавшись с пылью и неизвестно откуда налетевшим пухом, образовала плотный липкий слой грязи. Она липла к коже, пока он шарил ногой по полу, отыскивая шлепанцы.

В нем вспыхнуло яростное раздражение против Нины. Запустила квартиру, грязь непролазная. И еще. Проснувшись, раздвинула шторы, чтобы накраситься у зеркала, что висело в углу, рядом с огромным рассохшимся старым шкафом. А между тем могла бы включить маленький кованый фонарик «под старину», для этого достаточно было потянуть за шнурок с белой пластмассовой воронкой на конце. Митя сам прилаживал эту воронку, проделал шнурок сквозь маленькое отверстие и завязал узлом. Пришлось потрудиться после очередного скандала: он-де ничего не делает по дому, уж такую-то мелочь, казалось, мог взять на себя, раз от него все равно никакого толку.

Последнее время она открыто высказывает свое пренебрежение к Мите, хотя это он должен был бы гневаться на Нину, а не она на него. Подумать только: изменить ему и с кем — с его личным врагом Булыжным!

Распаляя себя, вспомнил, как однажды (это было прошлой осенью) он выследил Нину. В тот день жена слишком долго возилась у зеркала, и у него возникло подозрение. Не успела Нина выйти из дому, он кубарем слетел с лестницы, выскочил из подъезда.

Плавные линии по-девичьи гибкой фигуры жены, знакомое движение головы, которым она стряхнула упавшие на лоб волосы, заставили его сердце болезненно сжаться. Как будто это не серо-голубой троллейбус, а сама безжалостная судьба вот-вот унесет жену от него…

— Такси! Такси! — его голос сорвался на крик.

Метнулся на проезжую часть мостовой, едва не попав под колеса. Усаживаясь на заднее сиденье, с мгновенно вспыхнувшим острым сожалением подумал: «А может быть, было бы лучше, если бы… угодил?»

— Товарищ водитель! Следуйте за тем троллейбусом!

Митя чуть было не упустил жену из виду. Сойдя с троллейбуса, Нина быстрым шагом отошла от остановки, пересекла улицу и свернула на сквер у памятника Лермонтову. Ровные шпалеры аккуратно подстриженных кустарников, гранитная площадка у подножия памятника… Поеживаясь от утренней сырости в своем плащике, Нина поднялась на гранитную площадку и поглядела наверх, на часы, украшавшие башенку напротив.

Она явно кого-то ждала.

Митя и сам не мог понять, зачем он взялся выслеживать жену. Для того чтобы убедиться, что у нее кто-то есть? Он давно подозревал это. Чтобы узнать, кто этот человек? Но зачем? Как только отвлеченная фигура третьего материализуется в конкретную личность, Митины страдания наверняка не только не уменьшатся, а, наоборот, во сто крат усилятся, станут невыносимыми… Чтобы застигнуть жену на месте преступления и потребовать развода? Но она и так не держит его. Уходи. Скатертью дорожка.

И все-таки испытывал необоримое желание узнать и увидеть, с кем встречается Нина, и довести свои отношения с женой до той последней грани, за которой ничего нет, бездна, мрак, темнота.

Откуда-то вынырнула знакомая высокая, чуть сутуловатая мужская фигура и направилась к Нине. Они легко соприкоснулись лицами, засмеялись.

А Митя испытал прилив тошноты. Иван Булыжный! Почему именно он, сослуживец и личный враг? Неужели не могла выбрать кого-нибудь другого? Или она сделала это нарочно? Чтобы побольнее ужалить его, Митю? За что Нина так ненавидит его?

Взявшись за руки, Нина и Булыжный удалились, а он, медленно и нетвердо, как больной, поднялся на гранитную плиту, где еще минуту назад они стояли. На черном камне четко выделились две пары мокрых следов.

Нина не любит его. Он знает это. Зачем же женился? Да затем, что всегда жаждал обладать тем, на что не имел права, что не давалось ему в руки, ускользало от него. Добившись невозможного, заполучив желанное, укреплялся в сознании собственной значимости. Ему постоянно нужны были весомые доказательства его ума, находчивости, удачливости; только получив их, он мог жить дальше.

Женитьба на красавице Нине была одним из таких доказательств.

…Из кухни донесся резкий звук, кто-то с силой бросил на дно раковины нож и вилку. Значит, Нина еще не ушла.

Митя схватил махровый халат, оставшийся от отца, — синий в красную и белую полоску. Натянуть его на себя оказалось делом нелегким: рукава были вывернуты внутрь. Митя запутался в плотной, хранящей резкий запах отцовского тела ткани, он был спеленутым, как бы связанным… Глупый детский страх сжал сердце: вдруг почудилось, что ему никогда не вырваться на волю.

Шаркая спадающими с ног шлепанцами, отправился на кухню. Нины здесь не было. Приоткрыл дверь в ванную. Нина старалась дотянуться к высоко вбитому в стену крючку и повесить на него тяжелый мешок с бельем.

Завидев Митю, сердито бросила:

— Это ж надо умудриться так прибить крючок!