Читать книгу - "Zа право жить - Коллектив авторов"

При всем том, даже начатая столь ничтожными силами атака сумела вызвать серьезную сумятицу в рядах наших войск, выявив критически неприемлемую схему управления, низкий уровень связи, недопустимое отсутствие координации военнослужащих между собой, спровоцировавшее ожесточенный friendly fire, слава Богу, обошедшийся без человеческих жертв.

Неверно оценив масштаб угрозы и преувеличив силы противника, в районе одиннадцати утра командование отдало приказ очистить первую линию домов на северной окраине, и отвело войска вниз по улице.

К этому времени вражеский десант был уже практически уничтожен, однако разрозненные группы недобитых солдат противника, потерявшие связь со своим командованием, продолжали обстреливать нашу живую силу, зачастую даже не будучи идентифицированы как враг. Их активность также списывалась на friendly fire.

К 13:00 все было кончено, однако северная часть Новопрокоповки нашими войсками была оставлена, и на нее был перенесен огонь нашей артиллерии. Несколько часов наши орудия вели огонь по этому участку села, окончательно разрушив пригодные для размещения солдат дома, а на следующий день, 7 октября, был поднят вопрос о необходимости снова занять эти позиции, при том, что теперь уже размещаться в них было невозможно.

Я в тот день находился на пункте эвакуации и стал невольным свидетелем ожесточенной перепалки между командиром боевой группы, которому была поставлена такая задача, и представителем командования полка на сей счет.

Насколько я помню дальнейшее развитие ситуации, наши военные в разрушенные дома на севере села все-таки не вернулись, заняв позиции чуть южнее.

Таким образом, даже не решив свои задачи, отправив солдат на заведомо обреченную операцию, ВСУ по итогам боя 6 октября 2023-го года удалось расширить «серую зону», отодвинув наши позиции вглубь Новопрокоповки.

Дальнейшие события мне достоверно не известны. Сейчас, после взятия Работино и смещения линии фронта много севернее, все описываемые мной территории находятся под контролем российской армии. Однако, как развивались боевые действия в этом районе с октября по май, я описать не могу.

Покинув Новопрокоповку вечером 7 октября, я более туда не возвращался.

От товарищей, бывших наскоками в селе в эти месяцы, я узнал, что Новопрокоповка подвергалась жестоким артобстрелам в ноябре и декабре, и количество пораженных, разрушенных домов в ней резко выросло. Относительно целая часть села осталась только глубоко на юго-западе.

Судя по тому, что мне удалось выяснить, был уничтожен и тот дом, в котором мне пришлось как-то заночевать.

Отказавшись от попыток захватить село, осознав бесперспективность и тщетность намерений сунуться сюда, украинцы приступили к его планомерному уничтожению артиллерийским огнем.

Я не знаю: вернется ли когда-то жизнь на улицы этого села?

Отстроятся ли разрушенные дома, будут ли здесь слышны голоса женщин и детей? Наладится ли обычный, размеренный быт, следы которого мне доводилось встречать здесь повсюду?

Люди здесь жили неплохо. Село было крепким, куркульским, зажиточным. В нем не было атмосферы упадка, разрухи, депрессии и безнадеги. Даже смертельно раненное и обезлюдевшее, обесточенное, оно боролось за свою жизнь, не желая превращаться в безжизненные руины.

Оправится ли оно после войны, заживут ли его раны?

Этого, наверное, сейчас не скажет никто.

Я никогда не забуду Новопрокоповку. Но и вернуться сюда в любом статусе я бы никогда не хотел.

И всё же я был бы рад узнать, что этому селу удалось возродиться и вернуться к жизни.

Что страшные раны войны, нанесенные ему, удалось изжить.

Что дом, ставший моим приютом на одну ночь, отстроили, а его безвестные хозяева, которых я никогда не видел и никогда, наверное, не увижу, вернулись в него.

Это было бы единственно разумным вектором развития всей этой кошмарной истории и закономерным финалом ее.

Ибо «когда все дороги ведут в никуда, настала пора возвращаться домой».

Дмитрий Чуркин. ТРУДНОСТИ ВЫБОРА

I

Жаркий июль две тысячи двадцать второго года закончился. Наступил завершающий день занятий на полигоне – батальон призванных из разных мест Республики разновозрастных мужчин завершал вводный курс, чтобы убыть на боевое слаживание. Новая группа прибудет только через два дня, поэтому следующий день – парково-хозяйственный. Специальная команда из тех, кто к строевой службе не годен, до позднего вечера будет обслуживать технику и вооружение, загружать продукты, боеприпасы, топливо, воду, проводить санитарную обработку всех мест, душа и туалетов, чтобы наутро пахнущий свежей побелкой, кашей с тушенкой и при любом колебании ветра разгоняющий по степи аромат хлорки полигон встретил будущих солдат, которым через три месяца предстоит уйти воевать.

Полигон новый, когда-то давно тут был детский лагерь; рядом с корпусами, которые должны были стать спальными, остались еще цементные фигуры в двухвостых галстуках, с барабанами и горнами, стоящие рядом с расписанными пузатыми самолетами и улыбающимися паровозиками беседками. После боев лета две тысячи четырнадцатого лагерь стоял пустым и зарос тополями с ольхой до такой степени, что под ними теперь можно прятать технику, с поднятого на высоту девятиэтажного дома дрона ее не увидать.

И все же час уже не ровен, словно из ниоткуда прилетает в самые неподходящие моменты жалящая ракета, поэтому людьми не рискуют. В лагере хранят технику, самые разнообразные припасы, там же столовая, еду из которой привозят нам в полевой лагерь.

Люди размещаются в блиндажах, спрятанных в лесопосадках, которые мои коллеги – инструкторы из Центра тактической медицины Роман и Алексей почему-то называют лесополками. Обычно в блиндаже целое отделение, девять человек; нас в блиндаже четверо: трое инструкторов и фельдшер, получается преподавательская, совмещенная с медицинским пунктом.

Коллеги мои из Заполярья, засушливая жара и здешний быт им в диковинку. После того, как мы, обмазав доски стен и полов непонятно как добытым фельдшером Женей авиационным керосином, все же вытравили из блиндажа мелких, но кусачих земляных блох; развесив пучки полыни и еще каких-то степных трав, отвадили от блиндажа назойливых мух и ос; окунув по самый кончик носа и едва не утопив, все же выгнали блох из прибившейся к нам дворняги, – стало ясно, что нет такой задачи, которую мы не сможем решить, а при необходимости и завалить на корню.

На помывку в лагерь водили лишь раз в три дня, и мы приловчились мыться в вяло текущей в паре километров