Читать книгу - "Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган"

или „Американского папашу“ (абсолютно идиотские мультфильмы) с одной лишь целью – убить время и дать моему другу возможность забыться и отойти от недавней трагедии. Иногда после этого он замыкался в себе, а я доставал из шкафа бутылку односолодового виски и наливал нам по полстакана. Подробностей развода я не знал – и вообще, как ни странно, мало что знал о его браке. В наших разговорах и переписке речь шла в основном о поэзии. Однако я рассчитывал, что в какой-то момент Карсон не вытерпит и захочет выговориться, рассказать подробнее о своих отношениях с женой.

В один из вечеров у Карсона и впрямь развязался язык. Это произошло в конце сентября; к тому времени он прожил с нами пять месяцев. До того момента он говорил о своем разводе лишь одно: что с женой он разошелся исключительно по собственной вине. Такие слова вкупе с нежеланием вдаваться в подробности заставляли подозревать его в неверности или, еще хуже, в физическом или психическом насилии. Все, кто знал Карсона, сочли бы это полнейшей глупостью, но порой в каждом из нас просыпается лютый зверь. Возможно, мой друг не стал исключением…

В тот сентябрьский вечер Карсон с моей подачи выпил два стакана „балвени“, а третий – до краев – налил себе сам. От напряжения звенел воздух. Карсон отпил половину и принялся рассказывать:

– Я сбежал из дома, когда мне было восемнадцать. Далеко не с первой попытки. Лет с пятнадцати я пытался убежать в Льюистон. Там есть гавань, это самый дальний внутренний порт на западе США. Я надеялся по примеру Джека Лондона записаться на торговое судно и повидать мир, но не сумел уговорить капитана взять меня на борт. Меня быстро находил отец. Повзрослев, я пытался уехать поездом, но и это оказалось сложнее, чем я думал. Я залезал в вагон и прятался, но состав вскоре останавливали и меня снимали. Отцу приходилось ехать за мной в полицейский участок на другой конец штата. Представляешь, как он был недоволен? Поэтому я перешел на автостоп, который прежде не внушал мне доверия, потому что мама часто рассказывала про всяких извращенцев за рулем. Пару раз и впрямь попадались психи, однако я выкручивался. Как бы там ни было, далеко убежать не удавалось. Отец всякий раз умудрялся меня найти. Он постоянно напоминал, что прекрасно ориентируется в городах, поскольку много где бывал перед тем, как осесть с мамой в деревне. Я же, в отличие от него, – тупой невежда, неприспособленный к городской жизни, и смогу жить лишь в сельской глуши.

Не передать словами, как я ненавидел отца в те моменты, когда приходилось возвращаться в трейлер, который они с матерью считали домом. Представляешь, у нас было два больших шкафа, забитых книгами, в основном старыми томами, купленными на блошиных рынках. Там было много классики: Гомер, Данте, Шекспир, поэты-романтики, Твен, Хемингуэй и Стейнбек в мягкой обложке. Мне разрешали брать все, что захочу, как только управлюсь с домашними делами. Я перечитал все книги до единой как минимум дважды, а некоторые и раз по пять-шесть. Никак не мог понять: зачем иметь такую библиотеку, таскать ее за собой, читать… Да, родители тоже читали, и много… Я не понимал, зачем иметь столько книг и при этом не желать того, что в них прячется. Ты же догадываешься, о чем я, – добавил он, искоса на меня глянув.

Я кивнул. Карсон продолжил:

– Именно поэтому мне хотелось сбежать. Нет, конечно, свою роль сыграли и постоянные унижения, и побои, и плохое питание, и огромное количество непосильной работы, и отсутствие врачей. Меня даже к стоматологу не водили, если болел зуб. Наверное, если бы я глядел на мир так же, как и родители, если бы разделял их желание стать лучшими рыболовными гидами в центральном Айдахо, то охотно терпел бы трудности, не видя в них ничего дурного. Но я был другим и хотел жить иначе, поэтому каждая порка, и пустые спагетти на ужин, и походы на двадцать километров вверх по реке с тяжелым рюкзаком за плечами, и фарингит с бронхитом и пневмонией – лишь копили во мне обиды.

Когда я в очередной раз решил сбежать, то пошел по иному пути. Раньше я всегда отправлялся к людям, в город, в цивилизацию. В какой-то момент меня осенило: если пойти в другую сторону, в дикую глушь, то отец не сумеет меня найти. Наш трейлер стоял возле озера Стэнли. Выходишь из дома, а перед тобой – хребет Лост-Ривер, похожий на зубья огромной сломанной пилы. В этих горах я бывал не раз и знал, что в Салмон впадает множество мелких ручьев и речушек. Его еще называют „рекой, откуда нет возврата“ – и это казалось мне крайне символичным.

В общем, в субботу вечером, когда родители поехали ужинать на ранчо к одному богатому клиенту, я собрал вещи и сбежал. Закинул снаряжение в старый пикап, который купил прошлым летом, и отправился в горы. Из родительских вещей взял только одно – томик „Избранных стихотворений“ Йейтса. Было чувство, что меня обязательно поймают: или родители вернутся раньше срока, или в гости неожиданно нагрянет сосед, или машина заглохнет посреди дороги… Я подумывал, не выключить ли фары (в тот вечер ярко светила луна), но вокруг озера часто ездили патрульные машины. Не стоило давать полиции лишний повод меня останавливать.

От озера в горы вела одна дорога. Изредка ее пересекали другие, более узкие, но по ним я не уехал бы далеко – только до ближайшей фермы. Впрочем, иногда попадались просеки лесорубов и шахтеров. Примерно через полчаса я свернул на одну из таких просек, заехал в лес до упора, бросил пикап на обочине, чтобы не мешать другим машинам, а сам отправился в горы.

Как по мне, прав был Элиот, когда сказал: „Такая свобода внутри“[6]. Я прожил в горах двенадцать месяцев. Во время предыдущих вылазок мне запомнилось несколько заброшенных хижин. В одной из них и обосновался. Устроил там базу, гадая, додумаются ли мать с отцом искать меня в здешних краях. Убедившись, что родителей можно не ждать, я перебрался дальше: вторая хижина сохранилась лучше и больше подходила для зимовки. Рядом с ней стоял навес, под которым кто-то сложил дрова, их хватило бы до самой весны. Если честно, я боялся, что рано или поздно объявится хозяин и выставит меня прочь. Что делать в таком случае, я не представлял.

Однако никто так и не пришел, и я прожил