Читать книгу - "Заклятие истинной любви - Стефани Гарбер"

взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что на рубашке его не осталось следов крови, и вышел в коридор. Он быстро закрыл за собой дверь, чтобы ожидавший снаружи стражник не успел заглянуть в комнату.

– Как все прошло, Ваше Высочество? – спросил тот.

Аполлон натянул на лицо печальное выражение и покачал головой.

– Такая ужасная трагедия. Мальчишка чувствует себя виноватым из-за того, что единственный выжил. Боюсь, это сильно подкосило его дух. Но он нарисовал портрет того, кто уничтожил всю его семью. – Он протянул рисунок стражнику. – Подготовьте новые плакаты о розыске. В красках опишите кровавую бойню и добавьте портрет лорда Джекса.

20. Эванджелина

Эванджелина выбежала за дверь как раз в тот момент, когда двое стражников ворвались в ее покои. Она проскочила мимо них, почти ожидая, что они бросятся в погоню, но никто ее не преследовал. Она шлепала босыми ногами по холодному каменному полу, пытаясь догнать Лучника, и то и дело выкрикивала:

– Стой… Остановись!

Он не мог далеко уйти. Она слышала топот его ботинок за углом. Пересекая коридор за коридором, зал за залом, Эванджелина слышала его шаги впереди. Но каждый раз, когда заворачивала за угол, Лучника там не находила. Она видела лишь портреты Аполлона, с которых он обвиняюще смотрел на нее.

Казалось, нарисованные глаза принца следили за ней, пока она бежала по очень узкому коридору. Некоторые светильники погасли, отчего в этой части замка витала мрачная атмосфера, но все изменилось, когда Эванджелина добралась до еще одного портрета своего мужа. Свечи в канделябрах, расположенные по бокам картины, горели особенно ярко, отражаясь от золотой рамы и словно компенсируя потухший свет.

Она напоминала другой портрет Аполлона, раскинувшегося на ветвях волшебного дерева-феникса. Впрочем, трудно сказать. Портрет был разрезан ровно посередине.

Лучник стоял прямо там, скрестив руки на груди. Накидка спадала по его плечам. Некоторое время он разглядывал изуродованную картину, а потом вдруг сказал:

– Пожалуй, так мне нравится даже больше.

Эванджелина не увидела в его руке ножа, но взгляд Лучника казался таким острым, что мог бы запросто разрезать холст.

– Твоя работа? – спросила она.

– Не самый хороший мой поступок.

Эванджелина опустила взгляд на кровь, пропитавшую его белую рубашку.

– А ты считаешь себя хорошим?

– Нисколько. Но, думаю, ты это уже и сама знаешь.

Лучник отошел от стены и приблизился к Эванджелине. Коридор был довольно узким, поэтому путь не занял много времени. Всего пара шагов, и он оказался рядом, настолько близко, что Эванджелину окутал аромат яблок, и ее голова внезапно закружилась.

Вчерашним утром, когда они с Лучником стояли в коридоре перед ее покоями, Эванджелина чувствовала, что приняла неверное решение, но все равно последовала за ним. Ей казалось, что она просто бредит от усталости. Но сейчас она полностью осознавала, что делает. Она не сошла с ума. Дело было только в нем.

Стоя так близко к Лучнику, она чувствовала, что не может нормально дышать; в крови ее словно взрывались пузырьки шампанского, стремительно рвущиеся к голове.

– Кто ты для меня? – тихо спросила Эванджелина.

– Никто, – ответил Лучник, глядя ей в глаза.

И тут же, противореча самому себе, ухватился пальцами за поясок, удерживающий ее разорванную сорочку вместе. Лучник нерешительно замер, словно не мог решить, хочет развязать его или же притянуть Эванджелину ближе к себе.

– Почему ты мне врешь? – прошептала она.

– Мы ведь уже выяснили, что я не хороший человек. – Лучник потянул за поясок, ослабляя узел.

Опомнившись, Эванджелина оттолкнула его руки и потуже запахнула сорочку.

Он тихо засмеялся.

– Я тебя смущаю? – Он сказал это так, словно и правда надеялся смутить ее. А может быть, просто пытался отвлечь от вопросов. В его присутствии Эванджелине было трудно здраво мыслить, трудно вспомнить, почему она вообще гналась за ним по замковым коридорам. В Лучнике чувствовалось что-то такое, что заставляло ее хотеть быть с ним рядом.

Эванджелина понимала, что так не должно быть, что это неправильно. В конце концов, она была с Аполлоном. «Не просто с Аполлоном, – напомнила она себе, – а замужем за ним». Аполлон был ее мужем.

Лучник не мог для нее ничего значить. И он только что сказал, что они друг другу никто. Но также упомянул, что ему нельзя верить.

– Пожалуйста, ответь честно хотя бы раз, – попросила Эванджелина, мысленно обещая себе, что если он ответит, то она тотчас оставит его и забудет про эти странные чувства, клубившиеся внутри нее. – Я уверена, что мы встречались до того, как ты спас меня из колодца. Ты был моим стражником?

Лучник стиснул зубы.

Эванджелина уже решила, что не получит ответа на свой вопрос, но потом он покачал головой.

– Нет. Причинять боль у меня получается куда лучше, чем защищать. – Лучник опустил взгляд на окровавленную сорочку Эванджелины.

Эванджелина совсем забыла о кровоточащей ране на груди. Она была неглубокой и уже начала затягиваться – даже не придется накладывать швы. Но запекшаяся на коже кровь выглядела просто ужасно, да и она сама, наверное, тоже.

– Ты не выглядишь ужасно, – тихо сказал Лучник.

Эванджелина вновь посмотрела на него. На мгновение он показался ей таким застенчивым и невероятно юным, едва ли старше ее. Светлые локоны упали ему на глаза, когда он медленно наклонился к ней.

Она не понимала: то ли он пытался не спугнуть ее, то ли сам был отчего-то напуган. Лучник выглядел необычайно взволнованным, когда потянулся к ее щеке, когда медленно обхватил пальцами выбившуюся золотисто-розовую прядь и заправил Эванджелине за ухо. Он действовал так осторожно, что пальцы его даже не коснулись ее кожи, хотя, казалось, он очень этого хотел.

Он стоял, не сводя с нее пристального взгляда, смотрел на нее так, словно отчаянно хотел обнять ее и крепко прижать к себе, точно как в ее воспоминаниях, но не мог себе позволить. Его зубы были стиснуты, а на шее бешено пульсировала жилка, выдавая все его чувства, которые, казалось, причиняли ему боль.

Замужем.

Замужем.

«Я замужем», – снова напомнила себе Эванджелина.

Аполлону она была женой, а Лучнику – никем.

– Мне пора идти, – пробормотала Эванджелина. – Стражники, должно быть, уже подняли тревогу. Удивительно, что еще в колокола не бьют. – Она медлила, словно хотела найти причину задержаться, но понимала, что должна оставить его.

Эванджелина вполне допускала, что их общих воспоминаний может быть гораздо больше. Но теперь она боялась вспоминать, боялась, что новые воспоминания пробудят совершенно новые чувства, а эмоции и без того захлестывали ее.

Стоять напротив, не касаясь друг друга, казалось более интимным, чем прикосновение. Казалось, Лучник