Читать книгу - "Работорговцы - Альберто Васкес-Фигероа"

тех, что когда-либо существовали, и именно с ними мы боремся каждый день. – Она посмотрела на них прямо и вызывающе, и в ее глазах горели такой огонь и такая ярость, что у некоторых мужчин волосы на теле встали дыбом. – Вы все еще думаете, что я сумасшедшая? – спросила она. – Разве этот ужас не большая безумие?

Конечно, это было так, и большая часть команды «Дамы Серебра» поняла это. В те времена Церемония Калечения африканских детей без сомнения была одним из самых ужасающих зрелищ в истории человечества.

Позже – совсем скоро после этого – работорговцы ввели варварский обычай обезглавливать детей с отрубленной рукой и насаживать их головы на обрубки, ясно давая понять, что они не намерены терпеть такие «трюки», наносящие вред их «бизнесу». Это привело к тому, что со временем жестокие калечения утратили смысл.

Тем не менее, в старых легендах сердца джунглей на берегу Рабов по-прежнему живет память о тех темных временах, когда женщины были вынуждены защищать своих детей не от болезней или диких животных, а, прежде всего, от других людей, которые, вопреки всем законам природы, становились главным бичом их рода.

Так же сохранились ритуалы и воспоминания о таинственных женских обществах, таких как «Бунду» или «Сонде», которые возникли из необходимости защищать своих «детенышей», когда мужчины либо находились по ту сторону моря, либо были «врагами».

И, как это часто бывает, когда женщинам приходится убивать, появился культ яда. Мужчина действует жестоко, а женщина хитро. Когда африканки поняли, что не могут противостоять силе оружия, они прибегли к хитрости, нашли союзников и обратились к своей «старой подруге», змее, чтобы та дала им средство уничтожить тех, кто похищает их детей.

Поэтому этот регион до сих пор остается местом, где можно найти больше всего разновидностей ядов. Здесь делают яды, которые убивают в момент страсти, и те, что действуют месяцами, ослабляя жертву день за днем, пока она не превратится в кожу и кости.

В Уидахе, на берегу моря, примерно в двухстах милях от места, где в то время стояла на якоре «Дама Серебра», возвышается единственный на всем континенте храм, посвященный культу змей. Храм выдержал испытание временем, оставаясь немым свидетелем того, что йорубские женщины все еще готовы применить свои смертоносные искусства, если кто-то снова попытается отнять у них детей.

– Горе тому, кто забудет, что женщина, какой бы ни была ее раса, прежде всего мать! – уверенно заявила Селеста Эредиа в ночь после жестокой церемонии. – И горе тому, кто презрит ее силу! Теперь я более чем уверена, что можем рассчитывать на них в нашей борьбе с Мулаем-Али.

– Вы все еще намерены воплощать эту абсурдную идею – атаковать его на его территории? – спросил Арриго Буэнарриво.

– Более чем когда-либо, – ответила она. – Как только будем готовы, мы направим корабль к дельте Нигера.

Отец Барбас уже отправился на пироге, намереваясь исследовать каждый рукав реки, и, хотя венецианец продолжал скептически относиться к их шансам проникнуть в сердце континента, как только «Себастьян» стал готов к плаванию, Селеста Эредиа отдала приказ готовиться к отплытию.

– Мы возьмем с собой около сорока самых решительных женщин, – сказала она. – Они поднимутся на фрегат вместе с теми мужчинами, которым мы полностью доверяем. И когда мы достигнем дельты, в зависимости от того, что выяснит священник, мы будем действовать.

–А что будет, если во время пути нас ждёт неприятная встреча? – поинтересовался венецианец. – Мы окажемся с бесполезным кораблём и с другим, не приспособленным к бою.

– Будем молиться, – последовал с юмором ответ. Но тут же девушка добавила: – Впрочем, я не думаю, что французы успели добраться до Гореи, найти подкрепления и вернуться.

На следующее утро сама Селеста и восторженная Ядийядиара выбрали женщин, которые должны были отправиться с ними, и всем им дали ночь, чтобы попрощаться с семьями. Женщины были убеждены, что больше никогда не вернутся в родные места.

Они знали, что столкнутся с племенем, которое больше всего ненавидели и боялись, – ибо, – и сразятся с ними в далёких землях за пределами джунглей, которыми полностью владел свирепый Мулаи-Али, вплоть до самых границ пустыни.

Это была ночь барабанов.

Барабаны звучали по-разному, словно из каждого поселения и каждой хижины они посылали тёплое прощание тем, кто шёл навстречу верной смерти. Глядя на огромную луну, которая играла в прятки с облаками, чтобы вдруг сиять ярче прежнего, Селеста в сотый раз задавалась вопросом, правильно ли она поступает, вовлекая невинные души в столь рискованное приключение.

«Возможно, я грешу гордостью, – думала она. – Возможно, это задача, превышающая мои силы, и я не смогла трезво оценить свои возможности».

Что же на самом деле ждало её на берегах Нигера?

Кто такой этот Мулаи-Али, сколько у него воинов, ружей и пушек, и насколько хорошо его шпионы осведомлены о её планах?

Часто она задавалась вопросом, не была ли её полная уверенность в том, что она сможет использовать богатство, оставленное братом, для такого предприятия, серьёзной ошибкой, о которой ей вскоре придётся пожалеть. Ведь её люди, за исключением нескольких, были простыми моряками, и никто не мог поручиться, готовы ли они рисковать жизнью на суше.

В конце концов, что им были за дело до рабов…?

День за днём и ночь за ночью её терзали сомнения. Но в моменты, когда она была особенно растеряна, она отчаянно цеплялась за мысль: если доказать, что один единственный корабль, укомплектованный решительными людьми, может остановить самую гнусную из человеческих деятельностей, то, возможно, другие, кого также отвращала бы эта мерзкая торговля, решатся вмешаться.

«Это невозможно! – снова и снова повторяла она себе. – Невозможно, чтобы весь человеческий род был свидетелем и соучастником столь чудовищной несправедливости. Где-то должны быть сострадательные люди, которые, как и я, ненавидят эту дикость».

Но как их найти? Прошло уже почти полтора столетия с тех пор, как корабли с рабами пересекали океаны с их ужасным грузом, и до сих пор никто не поднял даже палец, чтобы остановить это.

Полтора столетия!

Миллионы жертв перенесли столь ужасное обращение, и не находилось ни одного праведного человека, готового отреагировать!

Почему?

Почему только брат Педро Мария Клавер, брат Ансельмо де Авила, отец Барбас и редкие одиночки поднимали голос в пустыне среди бесчувственных сердец?

Действительно ли чернокожие так отличались?

Она вспоминала долгие беседы с Ядийядиарой в тени раскидистого мангового дерева и спрашивала себя, чем могли отличаться чувства стойкой йорубы от чувств женщин, которых она знала на Ямайке или Маргарите, или даже от женщин Европы. Ведь в конце концов, Ядийядиара любила