Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

укладываться в этот лимит, а партийная молодежь предупреждала о Wattfrass (ватт-обжорах)62. Однако их эффект был ограниченным. Мало того, что не хватало лампочек малой мощности. Энергия (как и жилье, и вода) рассматривалась как основное право и, следовательно, была настолько дешевой, что у домохозяйств не было стимула экономить. (В 1976 году цены на электроэнергию были повышены, но только для промышленности.) В Берлине в 1957 году женщина-активистка развесила у входа в здания плакаты, призывающие домохозяек выключать по вечерам утюги и обогреватели. Когда она позже поговорила с ними, она обнаружила, что “все женщины сказали, что никогда не обращали внимания на эти часы пик”63.

Строительство современных высотных домов в 1970-х годах принесло некоторую экономию. Однако даже здесь было много утечек. Термостаты были далеко не универсальными, и для регулирования температуры в помещении многие жильцы просто открывали окна. В 1983 году было обнаружено, что новые квартиры потребляют на 37–60 % больше тепла, чем планировалось. Инфракрасные тесты выявили трещины в цементе, сквозняки в окнах и дефекты изоляции. В том же году режим решил ужесточить правила использования электрических обогревателей и приказал всем сдать их. Двенадцать месяцев спустя многим тысячам владельцев было разрешено оставить их64.

Если домохозяйства не удастся заставить экономить, остается другой крупный потребитель электроэнергии – промышленность. В 1952 году режим назначил “делегатов по энергетике” для содействия энергосбережению на предприятиях, им полагались звания и форма серо-синего оттенка. Большинство предприятий нововведение не оценили. На нескольких установили счетчики, изолировали трубы или побелили стены и потолки для экономии электрического света. Однако у многих других даже не было плана энергопотребления или, если он имелся, они просто игнорировали выделенные им квоты (Normen). Когда наконец появлялись дефицитные материалы, предприятия начинали работать с максимальной нагрузкой, чтобы наверстать упущенное время, особенно когда это касалось производства жизненно важных экспортных товаров, независимо от того, нарушали ли они свои квоты на электроэнергию. Небольшой штраф или выговор были ценой, которую стоило заплатить за выполнение своей части “плана”. Режим пытался перенести больше производства на ночное время, когда семьи спят и электричества достаточно, – но, опять же, с ограниченным успехом. По понятным причинам ночные смены не пользовались большой популярностью, несмотря на то, что для помощи работающим матерям создавались ночные ясли65.

Суровые зимы подвергли эту шаткую систему экзистенциальному стресс-тесту. Бурый уголь имел высокое содержание воды и легко примерзал к земле. В шахтах установили обогревательные навесы, чтобы не допустить повторного замерзания в вагонах. Зимы 1962–1963, 1968–1969 и 1978–1979 годов были очень холодными и сопровождались так называемыми “зимними операциями”, в ходе которых режим мобилизовал студентов, солдат и добровольцев на борьбу за то, чтобы свет горел. В Эрфурте в январе 1963 года более тысячи активистов Национального фронта доставили дефицитный уголь семьям, находящимся в уязвимом положении. Если когда-либо и было подходящее время для того, чтобы начать экономить энергию, так это именно тогда. Однако большинство людей смотрели на это по-другому. Внутренние отчеты фиксировали настроения на улице. “Двадцать один год ГДР, а электричества по-прежнему не хватает”, – жаловались парикмахеры бригады “Фигаро” в Зуле. “Почему не строят больше электростанций?” – хотели знать другие66. С точки зрения фермера из колхоза, “в ГДР снова кончился уголь, во всем виноват социализм”67.

Эти взгляды основывались на простом предположении, что энергии должно было быть много. Разве им не пообещали этого их социалистические лидеры? Следовательно, в сложившейся ситуации виноват режим; граждане игнорировали свою роль ненасытных потребителей энергии. В Ростоке магазины не подчинялись приказам и продолжали продавать водонагреватели. FDJ, партийная молодежь, 29 января 1963 года запустила кампанию с призывом приглушить свет и выключить электроприборы. Благодаря немецкой бюрократии и вниманию к деталям мы точно знаем, как реагировали на это жители Эрфурта и Готы. Непосредственная экономия составила 8 и 5 % по сравнению с потреблением электроэнергии неделей ранее. Спустя всего лишь двадцать четыре часа свет и приборы снова были включены на полную68.

Для окружающей среды энергетический режим ГДР был катастрофическим. Конфиденциальный отчет 1981 года проинформировал Совет министров о масштабах проблемы69. Хотя с середины 1970-х годов в Котбусе и Галле загрязнение воздуха удалось снизить, оно возросло в Берлине, Лейпциге и Дрездене. Промышленное использование воды сократилось, но рекультивация месторождений бурого угля не удалась. Кроме того, выбросы SO2 продолжали расти: в Дрездене они увеличились на 40 % за пять лет. 95 % жителей Восточного Берлина страдали от его вдыхания. К востоку от столицы, в Рюдерсдорфе, местный цементный завод выбрасывал в атмосферу известковую пыль, в двадцать раз превышая официальный лимит. В районе Галле от задымления пострадала четверть всех лесных массивов, включая зоны отдыха, а в Рудных горах у границы с Чехословакией дела обстояли еще хуже. В докладе отмечался рост числа обращений со стороны неравнодушных граждан. Режим выбрал стратегию сдерживания. Ограниченные ресурсы, которые он мог потратить на защиту окружающей среды, направлялись в первую очередь в крупные города. Для контроля и нейтрализации критических высказываний было создано официальное Общество природы и окружающей среды (Gesellschaft für Natur und Umwelt).

Экологические критики оказались на периферии и никогда не представляли собой системной угрозы режиму. В отличие от других стран Восточного блока или запада, им не удавалось привлечь на свою сторону ученых, которые придали бы им вес. Система подачи петиций помогла еще больше разрядить обстановку. Например, в 1981 году женщина из Рудных гор написала в министерство охраны окружающей среды письмо, в котором выразила свое несогласие с пестицидом ДДТ, сославшись на обеспокоенность Всемирной организации здравоохранения. Она хотела знать, когда в ее регионе загрязнение прекратится. Официальный ответ пришел в установленный срок: не раньше нового тысячелетия из-за нынешней ситуации с топливом. Дело было закрыто70. В 1988 году житель Циттау написал письмо в окружной совет, национальный Совет министров и Центральный комитет SED. В тот момент, когда он открывал окна в своей квартире, его ковер и шторы покрывались пылью и пеплом от котельной текстильной фабрики по соседству. Двумя годами ранее, во время выборов, жителей заверили, что установка для удаления пыли обязательно появится. Теперь автору письма велели подождать до 2000 года. Какая польза, спрашивал он, от детских пособий, если дыхательные пути его дочери страдают от загрязнения? Он был бы рад отказаться от льгот. В этих и подобных случаях режим рисковал потерять доверие отдельных сторонников, однако до коллективной оппозиции было еще далеко71.

Экологические группы (называть эти семьдесят или около того групп “движением” было бы слишком опрометчиво) формировались наряду с кружками мира под защитой церквей.