Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

среди датчан и французов в такой ситуации оказывается только один из пятидесяти84. Родителям-одиночкам в Германии было особенно трудно сводить концы с концами.

Единственное отличие заключалось в том, что долг был настолько демонизирован, что немцы были плохо подготовлены к финансовому миру – один реформатор раскритиковал “антикредитное обучение в школах”85. Однако большая разница заключалась в том, что меньше немцев покупали свои дома. Ипотека здесь доходила лишь до 47 % располагаемого дохода семьи, в то время как бум цен на жилье привел к тому, что она выросла до 135 % в Великобритании и до 243 % в Дании; средний показатель по ЕС составил 68 %86.

Вот в чем была суть: в Германии недвижимым богатством и другими активами владело меньшее число людей, чем в остальной Европе. Отчасти это было наследием войны. Строительство на руинах создало множество доступных и субсидируемых квартир, сдаваемых в аренду. Нигде больше в Европейском союзе нет настолько малого количества людей, владеющих своим домом, как в Германии. В 2019 году таких был 51 %; средний же показатель по Европе составляет 70 %87. Когда после 2009 года цены на недвижимость в Германии начали расти, неравенство, естественно, выросло вместе с ними88.

Неравенство усугублялось преобладающей мантрой стабильности и бережливости, а также поведением с нулевым риском, которое она поощряла среди многих. Немцы разделились на три группы: не сберегающие, “глупые” сберегатели и сообразительные сберегатели, ориентированные на богатство. Первая группа либо не имела денег для сбережений, либо решила, что в свете инфляции и низких процентных ставок лучше их потратить – 19 % людей в исследовании, проведенном в 1980 году. Самой многочисленной группой была вторая (43 %): они откладывали деньги каждый месяц, но были настолько осторожны, что в итоге возвращали то, что вложили, только в том случае, если им повезет. Они считали акции чем-то для богатых и ужасались слову “кредит”. Третья группа вкладчиков пожинала плоды роста цен на акции и недвижимость: это были профессионалы, владельцы недвижимости, высокооплачиваемые работники и богатые наследники.

Исследование выявило непреодолимое чувство “неуверенности и страха”89. Двое из трех немцев в то время хотели избежать риска любой ценой. Мало кто менял свое финансовое поведение, когда процентные ставки повышались или падали; по данным Бундесбанка, за двадцать пять лет после воссоединения изменения ставок имели “довольно незначительный” эффект90. Банковское исследование 2015 года показало, что сберегательный счет по-прежнему является предпочтительной формой инвестиций (ее выбрал 31 %), значительно опережая недвижимость (18 %), акции (17 %) и золото (6 %)91. Все это наблюдалось в то время, когда вкладчики зарабатывали менее 1 % на депозитах, а фондовый рынок в течение шести лет рос как на дрожжах. Поразительно, но в 2015 году акции составляли меньший процент финансовых активов немцев, чем в середине 1990-х годов. В период умеренной инфляции на сберегательных счетах, не приносящих никакого процента, лежало в два раза больше денег, чем было вложено в акции на немецкой фондовой бирже92. Растущее неравенство было обратной стороной государственной политики, обещавшей людям невозможный мир стабильности без риска.

Нация наследников

Разрыв между богатыми и бедными усугублялся привилегированным положением наследников. В 2019 году доля унаследованного богатства в Германии была феноменальной – 31 %, в то время как во Франции – всего 23 %, а в США и Бельгии – около 15 %93. Максима “Каждый человек – архитектор своего счастья” все больше превращалась в “Каждый человек – продукт состояния своей семьи”.

В последнем поколении многие страны снизили налоги на активы – из страха потерять компании и инвесторов из-за налоговых убежищ в странах Карибского бассейна и других местах. Германия применила крайний подход: она полностью приостановила взимание налога на богатство в 1997 году. Годом ранее Конституционный суд постановил, что обращение с другими активами (такими как акции, золото и автомобили) хуже, чем с недвижимостью, нарушает принцип равенства. Это был серьезный отход от прежнего понимания справедливости, которое уважало “производительность” (Leistung) и облагало налогом богатство, не требующее усилий. Налог на наследство также снизился до 1,7 % в 2010 году, что составило половину уровня 1960-х годов. Кроме того, в Германии крошечный налог на недвижимость. А очень богатые люди смогли снизить налоговое бремя, переведя активы в свои фирмы и семейные трасты. Все это означало, что к 2018 году только 2,6 % общего дохода страны приходилось на налоги, связанные с богатством, по сравнению с 11 % в США и 9 % во Франции94. Тем временем все больше и больше налогов повышалось за счет НДС – регрессивный налог, который бьет по всем. Страна, гордившаяся тем, что избегает англо-американских крайностей, была также страной, которая меньше всего облагала налогом своих богатых. Это мало чем отличалось от неравного налогового режима, который благоприятствовал земельной элите в Англии XVIII века.

То, что приостановка взимания налога на богатство получила ошеломляющую политическую поддержку, многое говорит нам о моральном компасе современной Германии. Серьезное сопротивление оказали лишь крайне левые Die Linke и “Зеленые”: так, “Зеленые” предложили ввести пятнадцатипроцентный налог на богатство, который мог бы выплачиваться небольшими частями в течение десяти лет. Выдающийся юрист Эрнст-Вольфганг Бёккенфёрде предупреждал, что наступил тот момент, когда неравенство превратилось в несвободу, но его мнение было мнением меньшинства. Отто Шили, который начал свою карьеру в качестве адвоката террористов и был соучредителем партии “Зеленые”, а закончил министром от SPD при Шрёдере, осудил налог на богатство как “асоциальный, несправедливый и враждебный по отношению к среднему бизнесу”95. Вероятный сценарий, что возвращение налога убьет семейную фирму – золотого гуся немецкой экономики, – наполнил ужасом почти всех, от секций SPD, либералов и христианских демократов до Alternative für Deutschland. Усилия предпринимателей должны окупаться, а это означало, что они должны иметь возможность передать свое богатство своим детям, объясняли либералы. Индивидуальные заслуги превращались в семейные права. Когда в конце 2021 года было сформировано новое коалиционное правительство SPD, “Зеленых” и либералов во главе с Олафом Шольцем, оно согласилось придерживаться существующей формулы: налога на богатство не будет. В отличие от послевоенных лет, призыв к богатым “разделить бремя” не находил поддержки.

В таком возвышении семейного состояния не было ничего естественного. Соединенные Штаты, возможно, и восхваляют миллионеров, заработавших свои деньги самостоятельно, но они также облагают налогом богатство, чтобы защитить демократию от могущественного лобби, хотя реализация этой задумки остается далекой от совершенства96. В Германии, напротив, неравенство расширилось как побочный продукт экономической модели, ориентированной на семейные фирмы среднего размера, так называемого Mittelstand. Их налоговые льготы были обратной стороной сокращения пособий в рамках реформы рынка труда. “Mittelstand есть и будет