Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

санкции были ограниченными, они были законными. Гражданин имел право на получение достаточного количества пособий, чтобы полноценно жить, но государство также имело право ожидать от него помощи в удовлетворении его нужд118.

Таков был закон. То, что люди имеют право на социальную поддержку, было преобладающей общепринятой доктриной с середины 1950-х годов и было закреплено в эпохальном законе о социальном обеспечении 1961 года (Bundessozialhilfegesetz). Вскоре после этого работные дома для “асоциальной” молодежи, бродяг и “распутных” женщин были объявлены в Западной Германии неконституционными; Восточная Германия продолжала применять уголовный кодекс 1872 года (статья 42 STGB) и собирала таких людей вместе. Однако иметь право и пользоваться им – это не одно и то же. В реальной жизни заслуги продолжали бросать тень на право бедных на помощь. По оценкам, в конце 1990-х годов каждый третий и, возможно, даже каждый второй гражданин не пользовался социальной помощью (Sozialhilfe), на которую он имел право119. Другими словами, 2 миллиона граждан (плюс полмиллиона иностранцев) жили ниже официального порога благосостояния.

Частично низкий уровень востребования помощи был результатом невежества. Caritas обнаружила, что две трети ее клиентов в то время ошибочно полагали, что им придется возвращать Sozialhilfe из последующих доходов, половина не знала, что может получать помощь в дополнение к своей заработной плате, а каждый пятый думал, что ему придется сначала израсходовать все свои сбережения. Еще одной причиной был стыд. В 1979 году более двух третей не хотели, чтобы их семьи, соседи и друзья знали, что они получают пособие. Идея “заслуживающих бедных” продолжала существовать, и не только среди рыночных либералов. Именно социал-демократ и министр труда из первой большой коалиции Меркель Франц Мюнтеферинг оправдывал реформы Харца Новым Заветом: “…если кто не хочет трудиться, тот и не ешь” (2 Фессалоникийцам 3:10)120.

Одной из целей реформы Харца была борьба со “скрытой бедностью”: люди с небольшими пенсиями, те, кто долго находится без работы, и дети получили базовые выплаты социального обеспечения (Grundsicherung). Таким образом, люди были избавлены от отдельного унизительного визита в Sozialhilfe, а члены их семей – от необходимости помогать им. В 2007 году общенациональное обследование домохозяйств выявило удручающий факт. Из миллиона пожилых людей, имеющих право на базовую поддержку, ею воспользовалась только треть. Среди не достигших шестидесяти пяти лет охват был выше, но все равно лишь 61 %121.

Стыд так и не исчез полностью, хотя есть некоторые признаки того, что стигматизация, связанная с пособиями, с 1970-х годов ослабла. К началу 1990-х почти каждый второй сказал, что его это не беспокоит. Теперь “только” 11 % беспокоились о том, что их “разоблачат” дети, а 44 % – что друзья и соседи122. Большинство людей, живущих в скрытой бедности, имели такое же представление о своих правах, как и те, кто требовал пособий. Их самый большой страх заключался в том, что их детям (или родителям) в итоге придется их пособия возвращать. По закону дети несли ответственность за пожилых родителей и стоимость их дома престарелых – даже если они сами в детстве страдали от родительского пренебрежения123. Однако на практике это редко соблюдалось, и львиную долю (98 %) оплачивало государство.

Вопреки широко распространенному образу похитителей благосостояния, бедняки часто разделяли идеал заслуг, производительности и независимости. Одной из таких была Марианна Хаузер, которая в основном жила на пенсию мужа. Другие могли подать заявку на “Fürsorge”, сообщала эта восьмидесятилетняя вдова исследователям, красноречиво используя старый, более постыдный термин для обозначения социальной помощи в межвоенные годы. Она обходилась без этого всю свою жизнь и не собиралась начинать сейчас. “Для меня самое главное, что мне не нужно полагаться ни на какой государственный орган”. Они станут просто оскорблять ее и выяснять, почему она проработала так мало лет. “Нет… я не буду просить милостыню”124. В таком достоинстве и независимости есть много привлекательного. Но в случае с фрау Хаузер ее нежелание обратиться к государству за тем, что принадлежало ей по праву, обрекло ее на одиночество. После оплаты аренды и электричества у нее оставалось всего 450 евро в месяц на жизнь. Похороны ее мужа обошлись в 6 тысяч евро, а потом сломалась стиральная машина. Фрау Хаузер перестала ходить в театр, больше никуда не ездила и очень редко навещала сестру и двоюродную сестру, потому что поездка на автобусе требовала сложных пересадок, а такси было слишком дорогим. Ее философия заключалась в том, что она “не хотела быть обузой”.

Те, кто готовился к поездке в офис социального обеспечения, часто возвращались униженными. Женщина – зубной техник, работавшая неполный день, в 2018 году охарактеризовала рутинные приемы службы как психологический стриптиз125. Она отправила 180 откликов на вакансии, и ей нужно было предоставить чиновникам доказательства всего, от счета за отопление до медицинской страховки. Когда она лежала в больнице, ее содержание сокращалось из-за обедов, которые она там ела, а те небольшие деньги, которые ее пятнадцатилетний сын приносил домой со случайных заработков, считались доходом семьи, а не карманными деньгами, и вычитались аналогичным образом. Пожилые безработные получатели пособий Харца воспринимали бесконечные отклики на вакансии, которые им приходилось отправлять, как бессмысленные и не более чем форму муштры со стороны государства. Безработная мать с двумя детьми за полгода заполнила бумагами шесть папок-скоросшивателей, чтобы задокументировать свои расходы. Для нее “это был круг страдания”. “Каждый визит к властям сопровождался позором, словно меня пороли… С повседневной жизнью с детьми я всегда могла справиться, но с властями я не справляюсь”. “Бедность не знает вечера, выходных или праздников”, – сказала пятидесятидвухлетний социальный педагог, рано вышедшая на пенсию из-за хронической болезни. Она не могла участвовать в жизни общества и чувствовала себя в ловушке “духовной бедности”: “У меня такое ощущение, что моя собственная личность медленно растворяется”.

Эти жизнеописания были собраны не радикальными социалистами, а Министерством труда и социальных дел земли Северный Рейн-Вестфалия в ходе официальных исследований в 2012 и 2016 годах. Реформа Харца, заключали они, “не обеспечивает поддержки во всем разнообразии жизненных ситуаций”. Стандартные ставки были слишком жесткими и не учитывали тот факт, что социальные контакты, такие как посещение кафе или концерта или прогулка с собакой, тоже стоят денег. Людям поручали задания, не учитывая их пригодность, а просто “исходя из того, что любая работа лучше, чем ничего”. Они теряли чувство собственного достоинства, а когда к бедности присоединялась болезнь, повседневная жизнь становилась практически неуправляемой. В сообщениях говорилось о “сегрегации”. Цель реформ – “поддержать” (fördern) людей – затерялась в ходе их реализации. Вместо этого