Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

Национальный фонд реконструкции – в обмен они получали лотерейный билет на одну из современных квартир на монументальном новом бульваре столицы – Сталин-аллее (сегодняшняя Карл-Маркс-аллее).

Кредит также был слугой социалистического планирования. С 1971 года молодые пары с низкими доходами могли подать заявку на беспроцентный кредит на сумму до 5 тысяч марок для обустройства своего гнезда – каждый новорожденный уменьшал их обязательства до тех пор, пока третий ребенок не списывал их полностью. (Политика была скопирована с аналогичной у нацистов.) К моменту падения стены этими дешевыми кредитами воспользовались почти 3 миллиона граждан. Однако в других областях стимулы остались без изменений. ГДР спонсировала вклады в строительных обществах даже больше, чем на Западе, предлагая работникам беспроцентный кредит на большую часть их строительных расходов. Программа была так малопопулярна, что в 1970 году ее отложили. Что хорошего в плане строительного общества без строительных материалов в продаже?

В целом восточные немцы не только откладывали меньше, чем их собратья на западе, но и делали это по-другому. Когда их заработная плата снижалась – как это произошло в 1962 и 1980 годах, – они не затягивали пояса, а начали забирать свои сбережения. Экономия была частью ожидания того момента, когда дефицитные товары вдруг выбросят в продажу. Режим пытался извлечь из этого максимальную выгоду, введя специальные планы закупок ненужных проигрывателей и моделей мебели, которые пылились на складе, – с ограниченным успехом. Вместо этого большинство людей предпочитало хранить несколько тысяч марок под матрасом26.

Семейные ценности

В современном обществе деньги являются символическим маркером жизни людей, отражающим их достижения и амбиции. Тратите ли вы то, что зарабатываете, и живете одним днем, откладываете ли на неопределенное будущее или покупаете сейчас, а платите позже, потому что рассчитываете на большие успехи в долгосрочной перспективе? Экономисты рассматривают сбережения как рациональную реакцию на финансовые возможности (такие как высокие или низкие процентные ставки), а также на взлеты и падения на жизненном пути, поскольку благоразумное предвидение среднего возраста уступает место старости, когда человек опустошает копилки (“растрачивание денег”). Это многое объясняет, но не все. Такой подход игнорирует то, что люди могут иметь принципиально различные представления о том, что рационально, в одной и той же ситуации. И эти различающиеся денежные культуры являются результатом воспитания, памяти (и амнезии) и представлений как о характере, так и о рынках.

В 1996 году группа социологов опросила более ста немцев трех поколений: самые старые из них родились около 1900 года и пережили гиперинфляцию 1923 года, их дети застали конвертацию валюты и экономическое чудо, а внуки выросли в 1960-е годы и стали свидетелями падения стены и замены немецкой марки на евро в 2002 году. Примечательно, что половина первого поколения заявила, что не извлекла никаких уроков из того, что их сбережения были уничтожены в 1923 году, и только четверть пыталась вбить своим детям в головы некое предостережение. Многим это казалось “ударом судьбы”, находящимся за пределами их понимания, не говоря уже о контроле. “Посмотри, как вы справитесь с этим, и извлеки максимум пользы из всей этой истории” – таковы были единственные мудрые слова, которые один человек получил от своего деда.

Семьи, для которых их потери стали уроком, пришли к диаметрально противоположным выводам. У герра Зиттлера (который родился в 1908 году) был только один девиз для жены: “Покупай! Покупай! <…> Я не хочу копить деньги… Я хочу их превращать во что-то другое, чтобы мы что-нибудь с них имели”. Их дочь и внучка соглашались с этим, хотя внучка все же вложилась в пенсионный план и оформила страхование жизни. Другие семьи придерживались “довольно позитивного” взгляда на кредит.

Напротив, фрау Мёллер каждый удар по семейным финансам делал только более бережливой. Ее отец потерял свою небольшую транспортную фирму в 1924 году, а муж – магазин в 1948 году. “Nein, nein, nein”, сказала она исследователям, до чего бы докатился мир, если бы вместо того, чтобы экономить, люди просто тратили или, что еще хуже, набирали кредиты? “Морально это было бы ужасно, потому что страдали бы другие… у них бы отбирали вещи, nein, я считаю это мошенничеством”. Конвертация валюты уничтожила сбережения каменщика, но не повлияла на ценности, на которых он был воспитан: “Прусские ценности… верность, доброта, искренность, чувство долга”. Фрау Менне потеряла не только мужа на войне, но и 10 тысяч рейхсмарок в 1948 году. Но ее бережливость оставалась непоколебимой и помогала ей продолжать работу в магазине фарфора, которым она теперь управляла одна. Экономия в этих случаях была скорее психологической стратегией выживания, чем оценкой финансовых рисков. Бережливость защищала ценности добра и зла в хаотичном мире, который потерял моральные ориентиры, и давала людям ощущение, что они сохраняют над своей жизнью некоторый контроль. Это возвращало чувство гордости. Ей это удалось, сказала фрау Менне: “потому что мы не предъявляли к жизни больших претензий… Всегда довольствуемся тем, что имеем… честность – лучшая политика”27.

Однако на практике экономия и кредиты не обязательно исключали друг друга. Они все больше дополняли друг друга по мере того, как в Западной Германии начинало разворачиваться экономическое чудо. В то время как заработная плата росла медленно, витрины магазинов были битком набиты товарами. Кредит с рассрочкой и помощь родителей восполняли этот пробел. В конце 1952 года почти каждая четвертая семья носила рубашки и платья, купленные в рассрочку – это был настолько прибыльный рынок, что на него перешли сберегательные банки, предлагая кредиты, например, на покупку мебели. В следующем году 15 % всех розничных продаж финансировалось за счет кредита – вдвое меньше, чем в Соединенных Штатах, но вовсе не незначительное число28. И чем крупнее была покупка, тем важнее становился кредит. “Как вы заплатили за свое самое дорогое приобретение в прошлом году?” – спрашивали людей в ходе опроса, проведенного в 1957 году. И если 31 % честно откладывал деньги, то 27 % покупали в рассрочку29.

Ханс Г., молодой печатник из Мюнхена, рассказал о своих финансовых бедах в 1961 году. Он недавно обручился и наконец получил возможность приобрести свою первую квартиру. Ему едва исполнилось двадцать два года, и денег не хватало ни на залог, ни на мебель. Ведение домашнего хозяйства для этой молодой пары было настоящим жонглированием всеми доступными инструментами: сбережениями и кредитами, подарками и расходами. Сначала Ханс обратился к теще, но тщетно. Эта овдовевшая изгнанница потратила все, что получила от “разделения бремени”, на своих детей, новую швейную машинку и “очень дорогой аккордеон”. Больше молодому человеку повезло с местным