Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский"

– медаль за оборону Ленинграда[48]. Это единственное, чему я завидую, что я хотел бы иметь и на что все мы, читавшие лекции в аудиториях без окон, под обстрелами, – дежурившие ночами на вышках Унив<ерсите>та и Академии и т. д. и т. д., – имеем право. Надеюсь, что и Академический коллектив будет отмечен.

Не нужно мне ответа по существу этого письма – я хотел бы только знать, что оно дошло и получено. Об этом известите письмом или телеграммой (как хотите) по адресу: Красный переулок 7. Магдалине Конст<антиновне> Крельштейн для меня. Письмо с такой оговоркой (или телеграмма) попадет только в мои руки – об этом я предупрежу сестру[49].

«Нервное расстройство» подтверждается и другими письмами того времени: в них вновь и вновь прорываются не свойственные М. К. пессимистические нотки, отражаются грустные размышления не только о собственной судьбе, но и о поколении, к которому он принадлежал, перспективах гуманитарной науки и т. п. «Наше поколение стало уже в шеренгу, – пишет он Гудзию 10 февраля 1945 г., получив известие о смерти в Москве С. А. Бугославского (историка литературы и музыковеда).

Невидимая рука уже расставила нас в очередь – и вот мы с закрытыми глазами идем к своей мете. И также, видимо, не суждено будет свершить всего, что задумано, о чем мечталось, что долго вынашивалось…

Пытаясь преодолеть эти мрачные настроения, М. К. продолжает преподавать: читает лекции, ведет семинары. По-прежнему участвует в «Литературных средах» в редакции газеты «Восточно-Сибирская правда». Так, в январе 1945 г. он рассказывает собравшимся о завершенной им новой книге («Очерки литературы и культуры Сибири»). «Одна из самых интересных сред последнего времени», – отозвался об этом вечере один из слушателей[50].

Отъезд, однако, затягивался. И хотя разрешение Смольного на въезд в Ленинград было получено, возникают, одно за другим, новые препятствия. Семья оказалась «на чемоданах». «…Недели три тому назад, – сообщает М. К. 21 января 1945 г. Вере Юрьевне, здесь получено распоряжение Г<лавного> К<омитета> О<бороны>, запрещающее до 1 апреля отъезд на запад реэвакуированного населения». В связи с этим М. К. просил Крупянскую организовать – через П. Г. Богатырева – официальный вызов Академии наук: «…для совещания о совместной работе по фольклору, для доклада – мало ли для чего». (Но москвичам, по-видимому, не удалось выполнить эту просьбу.)

Своими переживаниями М. К. делится с Верой Юрьевной 5 февраля:

Если б только Вы знали, родная, как стало здесь тягостно. Вы представляете, вообще, психологическое наше состояние. Но это еще не все, – как назло начались всякие мелкие бытовые неприятности: со снабжением, с водой, с топливом, еще кое-что в личных отношениях и т. п. Словом, нужно необходимо уехать, а вот… Да и никакой работой нельзя заняться всерьез, – я даже свои книжные абонементы в библиотеках ликвидировал и не хочется забирать новые.

Далее, как бы в опровержение собственных слов, М. К. продолжает:

Единственное, что я сделал за эти два последние месяца, это семинар для аспирантов-литературоведов и некоторых студентов старших курсов «по технике научной работы». По существу, это был не семинар, а курс лекций, оставшийся, правда, не до конца выполненный. Получилось неожиданно довольно интересно, хотя это был ряд в буквальном смысле импровизаций. Я постарался рассказать об основных приемах литературоведческого исследования, но не в форме каких-либо отвлеченных требований и рецептов, а в форме живого рассказа – с большим количеством примеров из собственной практики и практики других исследователей. Приводил в большом количестве типичные ошибки исследователей и старался каждый раз уяснить причину допущенной крупным ученым ошибки. Анализировал свои собственные ошибки и старался извлечь из всего методические указания. Основными темами были: проблема интерпретации источника; филологическая работа над текстом; вопросы хронологизации; проблема автора (т. е., вернее: проблема атрибуции); источники литературного произведения; автобиографические элементы; значение и роль биографических материалов и метод реконструкции биографии писателя; прототипы; вопрос о влияниях и заимствованиях; об изучении литературного и исторического фона; о библиографии и т. п.

Неожиданно для меня лекции имели огромный успех: их слушал ряд молодых научных работников (напр<имер>, Кунгуров и другие), а затем стали слушать маститые: Гудошников[51], Копержинский[52]. Все уговаривают издать их отдельной книжкой, – и мне самому улыбается эта мысль, – но для этого их надо где-то повторить и пригласить стенографистку, потому что написать я этого не силах. Это можно только говорить, чувствуя при этом «взаимодействие» с аудиторией. Но одновременно у меня зашевелилось другое желание: написать в таком же плане книжечку «Методика фольклористического исследования»…[53]

С докладом на эту тему М. К. выступал также на одной из «Литературных сред»[54]. Однако работа над «книжечкой» не была начата; никаких ее следов в архиве М. К. не обнаружено.

Итог пребывания М. К. в Иркутске сформулирован в отзыве, составленном бюро Иркутского отделения Союза советских писателей (в связи с предстоящим отъездом) и подписанном А. А. Кузнецовой и Г. Ф. Кунгуровым. Приводим этот документ полностью:

Профессор М. К. Азадовский за период эвакуации в г. Иркутск принимал активное участие в работе Иркутского отделения Союза Сов<етских> писателей: редактировал альманах «Новая Сибирь», работал в качестве рецензента, принимал горячее участие в «литературных средах» и в работе двух конференций писателей Иркутской области и писателей Забайкальского фронта, выступая на этих конференциях с докладами.

Под руководством тов. Азадовского проходила организованная им конференция фольклористов и сказителей Сибири, явившаяся первой в Союзе конференцией по фольклору Отечественной войны.

На протяжении всего времени пребывания в Иркутске М. К. Азадовский вел большую консультационную работу с писателями и фольклористами Иркутска, Бурято-Монголии, Хакасии и Якутии.

Тов. Азадовский неоднократно выступал с докладами в семинарах и на курсах, организуемых Обкомом ВКП(б), и читал лекции в Доме Красной Армии.

Большой заслугой М. К. Азадовского является создание им Общества истории, литературы и языка при Иркутском университете им. Жданова, председателем которого М. К. Азадовский был в течение всего своего пребывания в г. Иркутске.

За этот же период времени М. К. Азадовский подготовил и сдал в печать книгу по истории литературы и культуры в Сибири (12 печ<атных> л<истов>)[55].

Содержание этого официального отзыва, как и прочих иркутских «характеристик», можно пополнить упоминанием о двух «почетных грамотах», полученных М. К. за время работы в Иркутском университете в 1942–1945 гг. – в связи с 25-летием Октябрьской революции и 25-летием Рабоче-крестьянской Красной армии (со стандартной формулировкой: «за отличную работу») (55–3).

Незадолго до отъезда М. К. узнает,