Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский"

Константин Азадовский

Жизнь и труды Марка Азадовского. Документальная биография. Книга I

Введение

Чем больше я думаю о Марке Константиновиче, тем больше хочется сказать о нем. Так многогранна, так разносторонне богата была его личность. Трудно даже охватить все сразу…[1]

Мысль о необходимости собрать воедино разнообразные свидетельства о жизни Марка Азадовского и составить своего рода летопись его трудов и дней возникла еще в прошлом столетии. Недостаточность или неточность биографических сведений, связанных с именем ученого, давно ощущалась в гуманитарном сообществе и не раз обсуждалась в беседах и переписке историков литературы, фольклористов, библиографов.

В. А. Бахтина[2] писала нам в самом начале нулевых годов:

Вообще, о М. К. должна быть написана монография, обобщающая весь незаурядный его талант как литературоведа, фольклориста, педагога. Многое из его эпистолярного наследия (кое-что и из рукописного) не опубликовано. Вам это, конечно, известно, больше меня. Думаю, что это обязательно будет сделано. Если не в самое ближайшее, то скорое время[3].

Документальная биография Марка Азадовского создавалась десятилетиями. Начало было положено трудами Лидии Владимировны Азадовской (урожд. Брун; 1904–1984), вдовы ученого[4], пытавшейся спасти от забвения имя своего покойного мужа и его научное наследие. Лидия Владимировна проделала титаническую работу: разбирала архив, готовила к печати письма и рукописи, неутомимо вела переписку, собирала биографические сведения, публиковала… Основными результатами ее многолетних усилий стали два тома «Истории русской фольклористики» (т. 1 – 1958; т. 2 – 1963); три обширных эпистолярных подборки (1969, 1978, 1981); и, наконец, исследование, повествующее о творческих планах ученого и его невоплощенных замыслах, – статья «Из научного наследия М. К. Азадовского (Замыслы и начинания)»[5]. Достоверно воссоздающая – при всех неизбежных умолчаниях, вызванных цензурными ограничениями 1970‑х гг., – глубокий драматизм научной судьбы Марка Азадовского, эта работа до сих пор остается единственным в своем роде, незаменимым источником.

Лидия Владимировна была первым биографом Марка Азадовского. Выполненная нами «документальная биография» представляет собой, по сути, продолжение ее многолетней работы, постоянно служившей нам точкой отсчета, надежной опорой и вдохновляющим образцом.

Изучение биографии Марка Константиновича было изначально связано с трудностями, казалось, неразрешимыми. Главная из них – недостаточность или недоступность источников. Сохранился, правда, огромный архив М. К. и Л. В. Азадовских, находящийся ныне в Российской государственной библиотеке[6] и насчитывающий тысячи документов; однако целые периоды жизни и деятельности ученого не находят в нем отражения. Причина заключается в том, что значительная часть бумаг была в свое время уничтожена… самим владельцем.

Нет необходимости объяснять, почему люди в Советской России занимались ревизией и чисткой своих архивов. Времена менялись, и сохранять свидетельства прошлого означало во многих случаях подвергать себя и свою семью смертельной опасности. Из этой книги читатель узна́ет о деятельности Марка Азадовского в период Первой русской революции, его знакомствах и связях в революционной среде. Будущий профессор приучил себя к конспирации задолго до 1917 г.

Это тем более относится к советской эпохе, когда многие друзья, знакомые и коллеги Марка Константиновича, а также его родственники, оказались за границей или стали жертвами репрессий. Эсеры и социал-демократы, бывшие народовольцы, советские партработники, этнографы, краеведы, писатели, сотрудники сибирских или московских редакций, члены редколлегии «Сибирской советской энциклопедии», соратники по Академии наук, угодившие под маховик советской карательной машины, – со многими из них М. Азадовский был дружен или тесно связан, однако в архиве ученого отсутствуют даже следы его знакомства с большинством из них. Так, в 1937 г. ему пришлось собственноручно уничтожить письма и рукописи Исаака Гольдберга, Пантелеймона Казаринова, Юлиана Оксмана, Исаака Троцкого и других близких ему людей, а кроме того, письма других лиц – по той лишь причине, что в них упоминались крамольные имена. Не сохранились, например, письма Анатолия Турунова[7] довоенного времени, что неудивительно: Азадовский и Турунов активно сотрудничали в «Сибирской советской энциклопедии», редакция которой была полностью разгромлена в 1930‑е гг.

Утраченными, таким образом, оказались ценнейшие историко-культурные свидетельства и одновременно источники, столь необходимые для «документальной биографии»[8].

Почти полностью отсутствует и ранняя переписка (1907–1917). Подолгу живя вдали от родного дома, Марк регулярно писал отцу и матери, родственникам и сестрам, получал от них ответные письма. Все эти документы безвозвратно погибли. То же относится и к периоду Гражданской войны.

Книгу, которую держит в руках читатель, пришлось не столько писать, сколько воссоздавать (подчас по крупицам).

Другая проблема, затрудняющая изучение биографии и личности Марка Азадовского, – масштабность его фигуры, широта и разнообразие интересов. Ученый-историк, оставивший яркий след в различных областях гуманитарной науки – этнографии, фольклористике, сибиреведении, декабристоведении, литературоведении, библиографии и даже истории русского искусства, – он принадлежал к плеяде филологов «универсального» типа.

С этой стороной его личности столкнулась, например, С. В. Житомирская[9], автор работы об Азадовском-декабристоведе. Признавая, что каждый, кому приходится писать об Азадовском, испытывает «немалые трудности», она объясняла их именно «универсализмом» ученого:

М. К. Азадовский был одним из выразительнейших примеров того типа ученого-гуманитария, для которого полем исследования является вся общественная и духовная жизнь изучаемой эпохи. Тип этот, и прежде редкий, к нашему времени, кажется, вовсе исчез, уступив место узкому специалисту. Для ученого же, подобного Азадовскому, прошлое неделимо: он вглядывается в весь поток общественного движения и сознания интересующего его времени в его многообразных сцеплениях и взаимосвязях[10].

Действительно: та или иная научная тема существует в трудах Азадовского, как правило, не изолированно, а в непосредственной связи с родственными или смежными областями знания, образуя своего рода «синтез». В пределах одной статьи или даже рецензии этнограф превращается в литературоведа, фольклорист или декабристовед – в библиографа (и наоборот). «Универсализм» предполагает способность воспринимать культуру в разных ее проявлениях и ракурсах.

Конкретное знание сочеталось у Азадовского с историческим чутьем, блестящая эрудиция – с умением понимать поэзию, живопись, театр, не говоря уже о литературном мастерстве, с каким выполнен ряд его «чисто научных» работ.

Напрашивается мысль о «всеядности» ученого, пытающегося охватить разные области гуманитарной науки – фольклор и этнографию, библиографию, историю литературы, искусствоведение. Однако более уместным представляется в данном случае термин «разносторонность». Марк Константинович воспринимал культуру синтетически: фольклор и литература, искусство и литература были для него внутренне связаны; он рассматривал их целостно. Именно это восприятие определяет научную методологию Азадовского, ярко проявившуюся в его крупных