Читать книгу - "Личный мозг - Сергей Вячеславович Савельев"

абиологичными формами поведения. Это означает, что, проявляя совестливость или гуманизм, мы безвозвратно растрачиваем личные ресурсы. Такое поведение снижает персональную энергетическую устойчивость и противоречит целям эволюции приматов. По этим причинам для проявления столь высоких человеческих качеств надо иметь достаточно развитый мозг с мощными тормозными центрами лобной области. Иначе говоря, совесть и человечность формируются как чисто человеческие понятия, которые обеспечиваются работой эволюционно новых полей коры большого мозга. Эти поля являются видоспецифичными для человека, а потому индивидуально крайне изменчивыми. Даже при значительном развитии эти области мозга ничего не значат без их методичного и осмысленного использования. Для этого понадобится воспитание и образование, которое должно быть дополнено серьёзным жизненным опытом. В противном случае справиться с эгоистичной лимбической системой будет невозможно.

Вполне понятно, что материализоваться из ничего столь сложный социальный и нравственный самоконтроль не может. Для его появления нужно долго растить и воспитывать ленивый мозг, который достаётся нам от обезьяньих предков. Однако при патологической настойчивости родителей детей заставляют имитировать проявление совестливости и заботы о ближнем. Считается, что так детей можно воспитать и привить им искомые "человеческие" качества. Как правило, это "воспитание" завершается агрессивным неприятием подростками очевидного родительского самообмана. В худшем случае педагогический процесс такого рода завершается обличением родителей в лицемерии или хроническим враньём. Тем не менее следует отметить, что признаки сочувствия и порывы помочь встречаются у большинства млекопитающих. Человеческие детёныши не исключение, хотя подобное поведение и обременено некоторыми особенностями созревания мозга. Дело в том, что столь сложное социальное поведение возникает в результате длительной дифференцировки всего мозга, а не какого-либо одного поля, подполя или комплекса ядер. В реальном поведении такие качества человека возникают как баланс между рассудочными и инстинктивно-гормональными центрами.

Понимание структурной основы многослойных и собирательных лингвистических определений поведения пришло относительно недавно. На поиск природы таких умозрительных и условных понятий, как порядочность, человечность, сочувствие и совестливость, ушло более двух столетий. Ещё на заре изучения локализации функций головного мозга такие центры страстно искали. Именно эти свойства человека пытался найти в анатомических, а затем и в френологических исследованиях Ф.Й. Галль на рубеже XVIII и XIX веков. Он связывал небольшие бугорки на черепе с важнейшими особенностями поведения человека. Так, Ф.Й. Галль обнаруживал выпячивания черепа, которые считал следствием разрастания мозговых центров "заботы о детях" или "совестливости". Иначе говоря, с самых первых шагов развития идеи о локализации функций человечество мечтало найти именно эти центры управления поведением. Исследователям очень хотелось заранее знать особенности характера и наклонности конкретного человека, что имеет огромное значение для перспектив их персонального использования.

К нашему большому сожалению, такие области в головном мозге отсутствуют. Возникает немного странноватая ситуация с поисками причин сложного поведения. С одной стороны, в мозге ясно представлены все органы чувств, системы произвольного контроля двигательной активности, ассоциативные и нейрогормональные центры. С другой стороны, точную мозговую локализацию самых ценных и значимых человеческих качеств найти невозможно. Проблема выглядит неразрешимой и часто становится поводом для создания умозрительных теорий о непознаваемой высшей нервной деятельности, когнитомной интеграции или теологической предопределённости. При всей привлекательной бесконечности столь изящного словоблудия научной ценности оно не представляет.

Для ответа на вопрос о происхождении сложного человеческого поведения придётся опираться на прозаическую морфофункциональную организацию мозга. Попробуем рассмотреть всех участников процесса формирования социального поведения в нашем головном мозге. Для этого нет нужды тщательно изучать вариабельность каждой подкорковой структуры или поля коры большого мозга. Задача немного проще, хотя в конечном счёте её решение для каждого конкретного человека лежит именно на этом уровне. Попытаемся гипотетически реконструировать организацию мозга обычного добропорядочного человека с небольшими, но выраженными талантами к исполнению музыки. Допустим, что наш экспериментальный объект является молодым образованным мужчиной с тривиальным образом жизни.

При таких условиях внутримозговых "участников" регуляции поведения нашего подопытного можно разделить на три группы. Одну группу составит неокортекс с многочисленными специализированными полями и подполями, во вторую войдут кортикальные и подкорковые центры лимбической системы, а в третью – комплекс ядер и неокортикальных центров, являющихся основой музыкальной одарённости. Эти три больших комплекса являются коварными искусителями любого человека, поскольку обладают огромным влиянием на поведение через энергетический баланс головного мозга.

Рассмотрим каждый из выделенных комплексов по отдельности, поскольку они обладают прямо противоположным действием на поведенческие предпочтения. Внутри нашего мозга неокортикальная группа центров отстаивает рассудочнные подходы к решению любых проблем. Под рассудочными подходами следует понимать персональный опыт, воспитание и образование. Их цель - осмысленная рационализация поведения для достижения стандартного набора биологических преимуществ: еды, размножения и доминантности. Можно предельно упростить эту ситуацию для понимания и представить себе бессовестного и бесчувственного бухгалтера, который будет без волнения решать свои личные задачи. В этом случае крайний рационализм и поиски личной пользы в любом деле вряд ли можно будет воспринимать как проявления совестливости.

Вполне понятно, что рациональному неокортексу противостоит лимбическая система. Её исторические задачи ничем не отличаются от неокортикальных. Важным целеполаганием является перенос личного генома в следующее поколение через захват пищи и накопление доминантности. Однако поведенческие пути для решения этой задачи у лимбической системы совсем иные. Она реализует инстинктивно-гормональные программы поведения, которые мы унаследовали от обезьян. Это означает постоянное использование так называемых интуитивных решений. Иначе говоря, гормонально подкреплённые, но плохо осознаваемые биологические желания становятся поведенческим мотиватором. Если такая ситуация возникает, то лимбическая система полностью подчиняет себе неокортекс. В результате мы получаем хитрую и опасную мартышку, которая внешне очень похожа на человека. Образцы такого поведения широко распространены у обоих полов и во всех слоях общества.

Следует отметить, что в самом распространённом случае чёткое разделение людей на неокортикальный или лимбический тип поведения невозможно. В повседневной жизни мы сталкиваемся с бесконечными поведенческими метаниями между этими двумя методами принятия решений. У большинства людей нет выраженного структурного доминирования лимбической или кортикальной системы. В тех случаях, когда жизненные обстоятельства складываются крайне тяжело, мы иногда включаем рассудочное мышление. В поисках разумного решения проблемы мы призываем на помощь весь свой жизненный опыт и даже книжные знания. Если опыта рассудочной деятельности нет, то начинаются эмоциональные оценки ситуации и всплывает "глубокая убеждённость" лимбической природы. Отсюда происходит постоянная непоследовательность поступков, которая начинается с искренних обезьяньих эмоций и бескорыстных страстей, а заканчивается абсурдным и аморальным скупердяйством и прагматизмом. По этой причине поведение большинства людей крайне непоследовательно и малоэффективно. Не вызывает сомнений, что при таком нестабильном целеполагании ожидать мало-мальски "человеческого" поведения от нашего умозрительного молодца не приходится. Он по нескольку раз в день становится то эмоциональным и внимательным ухажёром, то абсурдным скупердяем