Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

Копии телеграммы были направлены наркому и Артузову.

К. Е. Ворошилов, в свою очередь, мог направить телеграмму для ознакомления членов Политбюро ЦК ВКП(б).

Судя по всему, действительному положению вещей соответствовала телеграмма Рамзая от 30 марта. Однако Ван Цзинвэй вынужден был принимать складывавшиеся реалии внешнеполитической обстановки и идти навстречу, хотя бы на словах, тем в руководстве страны, кто выступал за восстановление дипломатических отношений с Советским Союзом. Поэтому в разговоре с представителем ТАСС «Максом»-Овадисом он сообщил советскому корреспонденту то, что от него желали услышать, дав совершенно иную оценку решений, принятых на конференции в Лояне.

Убедившись, что реальной помощи со стороны Лиги Наций Китай не получит, лидеры Гоминьдана стали склоняться к необходимости восстановления дипломатических отношений с СССР. В пользу этого шага выступали Т. В. Сун и Веллингтон Ку[41], которые полагали, что восстановление отношений с Советским Союзом укрепит позиции Китая в противостоянии с Японией. Даже Ван Цзинвэй вынужден был принимать складывавшиеся реалии внешнеполитической обстановки и идти навстречу тем лицам в руководстве страны, которые выступали за восстановление дипломатических отношений с Советским Союзом.

6 июня 1932 г. Центральный политический совет Гоминьдана принял решение о проведении секретных переговоров с СССР.

Уже 9 июня Зорге телеграфировал тов. Берзину:

«По просьбе представителя ТАСС сообщаем, что имеется постановление о возобновлении дипломатических отношений с СССР. Мотивом для восстановления отношений являются не соображения теоретического (против этого слова поставлен знак вопроса. – Авт.) характера, а желание ускорить столкновение между СССР и Японией, и в этом случае, когда столкновение произойдёт, Китай ожидает от СССР за военное сотрудничество против Японии военной помощи в виде снабжения и т. д. № 263. Р.»

Копии телеграммы были разосланы Ворошилову, Булину, Тухачевскому, Егорову и Артузову.

12 июня находившемуся в отпуске на юге страны Сталину за подписью Молотова и Кагановича была отправлена телеграмма следующего содержания:

«Сталину.

Первое. Из известных Вам достоверных источников известно, что Нанкин решил восстановить отношения с нами. Нанкин решил вступить с нами в переговоры о заключении договора о ненападении. Нанкин считает, что восстановление дипломатических отношений будет иметь место путём подписания договора о ненападении. Оставшемуся в Москве чиновнику китайской делегации Вану (Ван Цзэнсы – член китайской делегации на проходившей в Москве советско-китайской конференции – М.А.) поручено в порядке „личного мнения, секретно и неофициально“ выяснить мнение Совпра. Очевидно, во исполнение этой инструкции Ван обратился в НКИД к заведующему Дальневосточным отделом Козловскому с просьбой о приёме.

Второе. Считаем, что решение Нанкина в основном определяется опасениями нашего сближения с Маньчжоу-го. Восстановление отношений, да ещё путём подписания пакта о ненападении, будет ставить своей целью затруднить нам установление нужных нам отношений с Маньчжоу-го. Можно быть уверенным, что китайцы прямо включат в пакт о ненападении какие-либо пункты, прямо связывающие нас в нашей маньчжурской политике.

Третье. Считаем целесообразным, чтобы сейчас Козловский (начальник отдела НКИД в Москве. – Авт.) уклонился от свидания с Ваном, а Вана направить к сотруднику отдела, который предложит Вану, если у него будут запросы, сделать их письменно. Просим сообщить Ваше мнение».

«Москва, ЦК ВКП(б), тт. Молотову, Кагановичу.

Насчёт предложения нанкинцев о пакте ненападения согласен с Вами. Если Ван сделает письменное предложение, пришлите копию по телеграфу. 13.VI.32 г.», – ответил Сталин.

16 июня 1932 года «Рамзай» докладывал в Москву:

«Яп[онский] консул в Шанхае утверждает, что переговоры о возобновлении дип[ломатических] отношений Китая с СССР не имеют реальной почвы под собой. Яп[онское] правительство не беспокоится этими переговорами».

Следует оговориться, что ни Овадис, ни Зорге ничего не упоминали о подписании пакта о ненападении и не связывали возобновление дипломатических отношений с подписанием такого пакта.

19 июня 1932 г. Сталин, продолжая находиться в отпуске, писал Молотову: «Предложение нанкинцев о пакте ненападения – сплошное жульничество. Вообще нанкинское правительство состоит сплошь из мелких жуликов. Это не значит, конечно, что мы не должны считаться с этими жуликами или их предложением о пакте ненападения; но иметь в виду, что они мелкие жулики, – всё же следует».

29 июня М. М. Литвинов доложил в Москву, что В. В. Иен – Янь Хойцин «довёл до его сведения» о том, что правительство Китайской Республики уполномочило его вступить в переговоры по вопросу заключения договора о ненападении между двумя странами.

В этот же день в Женеву на имя Народного комиссара иностранных дел СССР Литвинова пришла телеграмма заместителя НКИД СССР Карахана: «Передаю постановление инстанции: „Заявите Иену (представитель Китайской Республики в Совете Лиги Наций Янь Хойцин), что, по Вашему мнению, Советское правительство не будет возражать против немедленного восстановления отношений без всяческих условий, после чего пакт о ненападении придёт как естественный результат восстановления отношений“».

В свете полученных указаний Литвинов в письме Янь Хойцину от 6 июля 1932 г. «имел честь сообщить», что советское правительство «готово будет приступить к обсуждению вопроса о заключении пакта о ненападении с Китайской Республикой, как только между нею и Советским Союзом будут восстановлены нормальные дипломатические отношения».

Дипломатические и консульские отношения между двумя странами были восстановлены только 12 декабря 1932 г. путём обмена нотами между Народным комиссаром иностранных дел СССР Литвиновым и Главой делегации Китая Янь Хойцином на Конференции по разоружению в Женеве.

Как выяснилось впоследствии, проект пакта о ненападении, предлагавшийся китайцами, содержал статьи, которые косвенно подтверждали согласие советской стороны сохранить в силе прежние договоры, т. е. Пекинское и Мукденское соглашения. Тем самым Нанкин рассчитывал на подтверждение своих прав на совместное управление КВЖД и сохранение за собой возможности выкупа железной дороги, что с учётом изменившейся обстановки в Маньчжурии было уже нереально и не могло являться предметом для обсуждения.

С лета 1932 г. участились случаи обращения китайских военных за помощью к Советскому Союзу по организации борьбы с японской интервенцией. На Дальний Восток в этой связи прибыла специально делегация китайских генералов. В ОГПУ за поддержкой пробился комбриг Ли, представитель генерала У Пэйфу. В Советский Союз пробирались и приезжали представители антияпонской оппозиции.

В этой связи 19 июля 1932 г. состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором были приняты следующие решения:

Из протокола № 109

41/7. – Телеграмма т. Бергавинова (1932–1933 гг. – первый секретарь Дальневосточного крайкома. – Авт.).

«а) По вопросу о делегации кит[айских] генералов послать т. Бергавинову следующий ответ:

„Ваш 1125/ш. Делегацию отправьте обратно в Шанхай. Обойдитесь с ней вежливо. Если пожелают ехать на Запад или в Маньчжурию к Ма, то отклоните. Делегации заявите, что мы держимся строгого нейтралитета в японо-китайском конфликте и никакой помощи оказать им не можем“.

б) По вопросу о представителе У Пэйфу комбрига Ли предложить ОГПУ послать следующую директиву:

„Заявите