Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

Было много и более впечатляющих проявлений враждебности к Авиньону. Отчасти они были созвучны с проявлением негодования в других странах по поводу папских санкций, которые часто вводились по всей Европе, хотя для сицилийцев они были гораздо более суровыми. Признаки неповиновения появились уже в 1310 году, когда местные церкви и монастыри впервые отказались платить десятину и встретили папских сборщиков с открытой враждебностью. Похоже, что экономические или демографические проблемы не были причиной этого бунта церковников, поскольку серьезный кризис в обеих сферах начался только три года спустя. Поэтому вероятной причиной является давно копившееся недовольство попытками Папы восстановить прямой контроль над церквями острова. В 1310 году фра Блазио д'Ардиа, настоятель цистерцианского монастыря в Маньяче, отказался платить ежегодные взносы Святому Престолу, и, опасаясь, что архиепископ Мессины его не поддержит, бежал ко двору архиепископа Арнольдо де Рассако в Монреале. Климент V, занятый тогда только что открывшимся Вьеннским Собором, отправил в Монреале группу своих представителей (другого цистерцианского аббата и нескольких его монахов), чтобы разобраться с непокорным Блазио и его покровителем. Тогда-то и начались проблемы.

Фра Блазио и люди архиепископа (действовавшие не без его ведома и согласия) дерзнули, святотатственно, схватить присланных из Авиньона аббата и монахов, связать их и нанести им тяжкие увечья. Наконец, они даже осмелились бросить их в самые ужасные тюремные камеры. Но не удовлетворившись этим насилием, они собрали войска, осадили монастырь Маньяче, силой ворвались туда, расправились с монахами приехавшими вместе папским посланником, а затем опустошили монастырь, разграбив все его имущество[444].

Затем Блазио, Арнольдо и нанятые ими солдаты стали угрожать сицилийским монахам и заставили их отказаться от всех своих обетов и верности монастырю, очевидно, решив, что единственным способом гарантировать свободу монастыря на тот момент было его упразднение. На учиненное затем дознание, под руководством кардинала Пьетро Колонна, никто из сицилийцев не согласился явиться или принять в нем участие, хотя они представили показания данные под присягой, в которых говорилось, что они отказались не только платить десятину, но, в частности, были возмущены тем, что Папа насильно передал их монастырь под юрисдикцию цистерцианского аббатства Мармассолио, находившегося на материке. По их мнению, эта передача была совершенно необоснованной и служила лишь новым примером того, как Авиньон пытается подорвать сицилийскую независимость в монастырях, точно так же, как он это делал с кафедральными капитулами.

Тоже самое произошло и в 1312 году, когда Папа послал двух легатов, Бернардо Реджи и Леона де Монтекавеозо, к настоятелю церкви Сан-Джованни-ди-Иерусалим в Мессине, фра Мартину Пересу де Роса, который, будучи приором и заместителем магистра рыцарей-госпитальеров во всем королевстве, также отказывался платить взносы Святому Престолу. И в этот раз от слов быстро перешли в действиям:

Тогда этот приор, среди прочих своих действий, заявил упомянутому архидиакону (Бернардо), что никогда не заплатит десятину, гневно крича, что Бернардо не имеет права обращаться ни к каким другим архиепископом, епископом или прелатом (на острове). На это… Леон возразил. И тогда приор — это произошло в приюте, где остановился архидиакон, — разразился оскорбительными словами в адрес Леона, не выказывая почтения к апостольскому престолу и крича, что Леон бессовестно лжет. Обнажив меч, он не колеблясь пронзил им Леона и еще двух человек, которые были рядом с ним, а архидиакону Бернардо нанес тяжелую рану. Наконец (фра Мартин), все еще не удовлетворенный дерзостью такого безрассудства и не боясь добавить худшие дела к уже совершенным, (убежал и) вооружил шестерых монахов из монастыря Ордена и многих других клириков и мирян. Все вместе они вернулись в опочивальню Бернардо, чтобы снова напасть на архидиакона и магистра Леона и силой отобрать все деньги, предназначенные для папского двора, которые они собрали и имели при себе. Когда они добрались до комнаты, где в постели лежал тяжело раненный Бернардо, они не смогли проникнуть внутрь из-за отпора, оказанного им слугами архидиакона. Тогда они похватали все вещи архидиакона находившиеся в вестибюле приюта, и по приказу приора увели из конюшни двух его лошадей[445].

Мы не знаем, что стало с участниками этих событий, кроме того, что Федериго, попытался наладить отношения с Климентом, подарив ему новых лошадей взамен украденных.

Такие события явно свидетельствуют о нешуточном накале страстей. В глазах сицилийцев Церковь не только была виновна в том, что стала инициатором всех этих долгих страданий острова, но и в том, что позволила народу томиться под десятилетним интердиктом, а потом, сначала открыто, а затем тайно пыталась подорвать свободу сицилийских церквей, и все это с предполагаемой целью сбора доходов для обеспечения очередного вторжения анжуйцев. Церковь не просто разозлила верующих, которые с таким рвением и радостью откликнулись на восстановление мира, но в глазах многих людей потеряла и свой духовный авторитет. Поэтому на почве кипения народного негодования и проповедей евангелических монахов, последователей Арнольда де Вилановы, францисканцы-спиритуалы, прибывшие на Сицилию осенью 1312 года, встретили теплый прием.

Сорок спиритуалов из Тосканы бежали на Сицилию после публикации на Вьеннском Соборе буллы Климента V Exivi de paradiso. Эта булла утверждала верховенство церковного авторитета над духовным авторитетом правила Святого Франциска в продолжающемся usus pauper — диспуте о богатстве, дозволенном францисканским монахам (и, как следствие, всем клирикам), — и хотя на данный момент она не предлагала формального решения этого жизненно важного вопроса, булла достаточно ясно выражала намерения Папы[446]. Не дожидаясь своего неизбежного подавления, спиритуалы — отколовшаяся от францисканцев фракция, приверженная наиболее радикальной форме евангельской бедности, — бежали на Сицилию. Воодушевленные давней традицией острова предоставлять убежище диссидентским группам и очевидным успехом в реформировании общества в соответствии с диктуемыми Арнольдом де Вилановой принципами, они обратились за поддержкой сначала к местным евангелическим монахам и духовенству, но в конце концов представили свое дело королевскому двору в Палермо.

Весть об прибытии спиритуалов быстро распространилась по острову. Когда монахи вознесли молитвы за душу Федериго и пообещали проповедовать мир и покаяние среди всего сицилийского народа, генеральный министр францисканцев в Авиньоне прилюдно осудил их как "заблудших сыновей… мошенников, ставших ангелами сатаны, которые притворяются святыми", но "движимы дьявольскими побуждениями"[447]. Климент проклял Федериго и предложил Хайме, попытаться отговорить сицилийцев от укрывательства мятежников. Но ему это не удалось — возможно, потому, что сам Хайме, хотя и ясно видел потенциальную опасность поддержки спиритуалов, испытывал определенную симпатию к евангелическому реформаторскому движению, — и вскоре к первой группе из сорока человек присоединились многие другие диссиденты с континента[448].

По мере того как давление из Авиньона усиливалось, правительство в Неаполе тоже стало настойчиво претендовать на калабрийские крепости, все еще находившиеся под контролем сицилийцев. Распространились слухи о возможном крестовом походе против Сицилии. По мере того как угроза становилась все более серьезной, местные распри и соперничество разгорались с новой силой. Все это могло бы привести к тому, что энтузиазм сицилийцев по отношению к монахам-отступникам угас