Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

Но и сами местные сообщества переживали период трансформации. Рост населения и инфляция, вместе с расширяющимся земельным рынком, возникшим в результате реформации и освобождения церковных земель, пусть и медленно, но вводили коммерческие отношения в равнинной Шотландии, вымывая при этом родовые связи, традиционно связывающие местные сообщества и способствовавшие процветанию частного права и судопроизводства. В этом постепенно коммерциализирующемся обществе магнаты по прежнему занимали важное положение, но, отвечая на вызовы времени, должны были по-новому вести свое хозяйство – на смену родовым связям постепенно приходил клиентаж в экономических и социальных отношениях и патронаж – в политических, кровные отношения заменялись денежными, и все это придавало и новый оттенок власти знати.

Джеймс использовал финансовые затруднения, с которыми сталкивалась знать, ставя ее в большую зависимость от короны, расширяя масштабы патронажа, который отвечал интересам самой знати, вынужденной и у себя в поместье и особенно при дворе придерживаться традиционного образа жизни. С другой стороны, этот процесс привел к масштабному финансовому кризису, который стал расплатой за политику короля, покупавшего верность своих подданных. Хотя в целом в 1590-е гг. система налогообложения строилась на погодовой основе, и налоги могли меняться год от года, расходы Джеймса на содержание двора привели к финансовому дефициту. Тем не менее, попытки Джеймса обеспечивать денежное и административное содержание земельной знати обусловили факт срастания интересов центра и местных правителей. В то время, как аристократы все более попадали под королевский контроль, средние землевладельцы должны были обеспечивать потребности и интересы обуржуаживающейся бюрократии, которая в свою очередь еще глубже срасталась с местным аграрным сообществом. Высокообразованное и культурное сообщество землевладельцев и юристов, впервые заявившее о себе при Джеймсе V, теперь было основной опорой правительства. Хотя некоторые из этих людей могут быть охарактеризованы как «новый класс», большая часть являлась представителями старых местных землевладельческих фамилий, а их рост до национального масштаба стал свидетельством социальной и культурной трансформации местных сообществ.

Хотя история Шотландии XVI в. чаще характеризуется как эра реформации, это была еще и эпоха ренессанса. Образовательная революция, составлявшая содержание этого периода, трансформировала образ жизни и культуру местной землевладельческой элиты в той же степени, что и привела к религиозной реформе. В конце столетия политика Джеймса, направленная на распространение закона, порядка и современной культуры в местные сообщества, принесла результаты для землевладельцев, чье гуманистическое образование теперь становилось нормой. В то время, как королевские законы постепенно подчиняли местную вражду, а лоулендорское сообщество переживало процесс демилитаризации, материальная культура землевладельческой элиты также претерпевала изменения – на смену суровым укреплениям родовых замков приходили более изящно построенные и украшенные по современной моде дома. Это движение началось еще до 1603 г. и было еще более усилено англо-шотландской унией корон, которая привела к распространению данного процесса на Хайленд и острова. И в этой реализации своего «гэльского проекта» Джеймс видел себя в роли императора, несущего цивилизаторскую миссию.

1603 год предоставил монарху возможность воплотить свой проект в жизнь. Эта история началась между двумя и тремя часами утра 24 марта 1603 г., когда королева Елизавета умерла, завещав трон шотландскому правителю. Прокламацией, составленной Робертом Сесилем и лишь просмотренной самим королем, в срочном порядке отпечатанной и распространенной среди горожан, Джеймс стремительно провозглашался монархом[188]. Это был документ, в котором обосновывалось новое правление, приводилась генеалогия, дававшая новому монарху, происходившему от Генриха VII, право на престол, но в тексте прокламации ни разу не упоминались ни его мать Мария, ни его отец лорд Дарнли. Шотландские корни нового монарха вообще не присутствовали в документе, и провозглашался он в ней не королем Британии, а правителем Англии.

В прокламацию был включен один интересный пассаж о жене Генриха VII, Елизавете Йорк, и о браке, который положил конец «кровавой гражданской войне». Очевидно, что к Джеймсу это не имело никакого отношения. Но это была явная отсылка к тюдоровскому мифу, согласно которому новая династия, пришедшая в Англию в 1485 г. с Генрихом VII, принесла королевству мир. Но это был лишь миф, который надлежало должным образом поддерживать. Сложно, вероятно, представить более неудачную династию на английском троне, чем Тюдоры – метания Генриха VIII в поисках брачной партии, его Акт о наследовании, правления детей, умерших в малолетнем возрасте, женщина, которая трагически пыталась зачать наследников мужского пола, но так и не произведшая на свет будущего короля, и женщина, которая даже не пыталась оставить наследника – все эти сюжеты из истории династии заложили проблему престолонаследия с 1520-х гг., а также породили среди англичан страхи о судьбе английского трона, страхи, еще более усиливающиеся из-за сложного международного положения и конфликтов с Испанией и Францией, и в итоге окончившиеся с восшествием правителя чужого королевства на английский престол. Таким образом, прокламация, провозглашая новое правление, ставила финальную точку в тюдоровском мифе, воскрешая в памяти союз Ланкастеров и Йорков конца XV в., и поэтому она целиком была связана с английским видением будущего правления, объединенного под одной короной.

Однако сам вновь провозглашенный король Англии в момент смерти своей тетки находился в Шотландии. И поэтому сэр Роберт Карей немедленно отправился в Эдинбург, останавливаясь лишь для того, чтобы сменить лошадей. Прибыв в столицу Шотландии 26 марта к вечеру, он тут же отправился к королю, который, выразив свое соболезнование по поводу смерти Елизаветы, удалился на встречу с представителями знати, чтобы решить дальнейшую судьбу английского престола. Будучи чрезвычайно занят на следующий день, он все же нашел время написать письмо Роберту Сесилю, заверяя его и других членов английского Совета в готовности принять трон, снабдив послание припиской о том, насколько он счастлив выразить свою признательность английскому вельможе[189].

И только 31 марта на рыночной площади Эдинбурга Джеймс был провозглашен королем Шотландии, Англии, Франции и Ирландии, и это известие шотландцами, в отличие от англичан, было принято с буйным ликованием. Лишь сама Шотландия признавала пока унию, которая, тем не менее, отныне становилась реальностью.

Как заметил Джеймс, пригласили его англичане, а печалились по этому поводу шотландцы. Ни одно, ни другое, конечно, не является полной правдой, поскольку и шотландцы, и англичане имели двойственное отношение к унии. Речь о присоединении также не шла, поскольку два независимых королевства объединялись под властью одной короны, и на этом постоянно настаивал монарх. Однако, очевидно, и то, что именно английская сторона в большей степени была озабочена тем, как справиться с Шотландией и ее неопытным королем. С другой стороны, шотландцы могли гордиться тем, что их правитель мирно занял английский