Читать книгу - "Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон"

постелях работники, а всего в нескольких шагах от каждого из них стояла привязанная лошадь, уже оседланная на случай паники скота. В нескольких родах{97} находился табун, состоящий примерно из 125 лошадей, за которым приглядывал ночной пастух, и на все это падал свет почти полной луны. В нескольких сотнях ярдов от лагеря расположившиеся полукругом койоты время от времени разражались душераздирающим воем»[189].

Первоначально Тримбл надеялся создать собственное ранчо в Монтане, где было меньше поселенцев и больше открытых пастбищ, но потом до него дошли слухи, что вода там настолько щелочная, что, даже если сварить на ней кофе, она «вредно действует на кишечник», и поэтому трудно найти ковбоев, готовых там работать. Напротив, скотоводческая компания Teschemacher & DeBillier, к которой относилось и ранчо Duck Bar, была расположена в прекрасном месте, где на окрестных холмах можно было отлично поохотиться, да к тому же имелся бонус в виде приятного общения с другими выпускниками Гарварда.

Тешмахер, которому не терпелось привлечь дополнительный капитал и расширить свою компанию, предложил Тримблу войти в долю и стать одним из управляющих ранчо. «Я собираюсь подумать об этом день или два, но если решусь, то, пожалуй, попрошу отца одолжить мне пятнадцать тысяч долларов ($15 000) под девять процентов (9 %) годовых. Конечно, я не смогу предоставить никакого обеспечения, кроме акций на $25 000. Если кто-то из остальных членов семьи захочет в этом участвовать, то, конечно, сможет, но только как инвестор, независимо от меня, поскольку пятнадцать тысяч — это крайний предел, который я мог бы занять под свои десять тысяч. Девять процентов — это то, что Теши платит своему отцу за взятые взаймы средства»[190].

На самом деле к тому времени Тримбл уже принял решение: немедленно войти в долю и приступить к работе. «Хотя есть несколько личных дел, которые я хотел бы уладить, — писал он брату, — например [купить] средство от облысения и все такое прочее, я не думаю, что приеду на Восток»[191]. То есть он тоже попался на крючок.

Многие ковбои также стремились приобрести собственное ранчо, но у большинства из них не хватало начального капитала, либо они спускали деньги, едва их заработав. Из-за отсутствия социальной и экономической мобильности непропорционально большое число представителей этой профессии так и оставались ковбоями на протяжении всей своей трудовой жизни. Да, они могли переезжать с ранчо на ранчо, переходить из одного хозяйства в другое, если им не нравился хозяин или управляющий, но большая часть из них не умела делать ничего другого, кроме как ездить верхом, бросать лассо, связывать теленка веревкой и клеймить его. Если ковбоя временно увольняли на зиму (а таких было большинство), он отправлялся по так называемому «харчевому маршруту», переезжая с ранчо на ранчо на одолженной лошади, если не было своей, что случалось нередко. Пользоваться гостеприимством в виде бесплатной еды и ночлега стало популярным обычаем и важной привилегией для ковбоев, зимовавших на открытых пастбищах.

Тем не менее один путь к финансовой независимости для ковбоев все же оставался. Он стал возможен благодаря удачному сочетанию наличия мэвериков и Гомстед-акта.

Мэверики — это неклейменые, а значит, никому не принадлежащие телята, которые по каким-либо причинам отбились от своих матерей на открытых пастбищах и в основном росли самостоятельно. Традиция позволяла ковбою, нашедшему такого теленка без матери, забрать его себе, и это обычно считалось дополнительной компенсацией за его труд. Большинство работников продавали таких молодых животных, часто владельцу того же ранчо. Однако какой-нибудь предприимчивый ковбой мог использовать этих телят для создания собственного стада. Он мог найти незанятый участок пастбища с достаточным количеством воды, застолбить 160 акров земли, отдав за них всего 10 долларов — в соответствии с Гомстед-актом, со временем собрать еще несколько мэвериков и пасти телят на этой территории. Вскоре у такого ковбоя появлялось собственное небольшое стадо. Разумеется, обычаем присваивать мэвериков можно было легко злоупотреблять, и он стал одной из главных лазеек для желающих улучшить свое финансовое положение, занимаясь скотоводством на открытых пастбищах. В хорошие времена владельцы ранчо соглашались смотреть на это сквозь пальцы, считая потерю нескольких телят в год незначительными издержками бизнеса. Но так было не всегда.

По мере становления отрасли участились случаи и других злоупотреблений, например подделки тавро на шкуре животного. Рисунок таких тавро был несложен, и не составляло труда наложить клеймо поверх старого, заменив, например, букву на цифру, и таким образом завладеть чужим скотом. Разумеется, это было нарушением закона — по сути, настоящим воровством. Ковбою, решившемуся на такое преступление, следовало проявлять крайнюю осторожность, поскольку наказанием за кражу скота или лошадей, как правило, была смерть через повешение — и часто без судьи, присяжных или судебного разбирательства. Но если учесть, что владелец ранчо большую часть времени отсутствовал, у ковбоев имелись и возможность для такого мошенничества, и мотив — ведь у них была мизерная зарплата и мало возможностей улучшить свое положение. Некоторые взвешивали риск и потенциальную выгоду и, если могли, воровали скот и подделывали тавро.

Для скотоводов Вайоминга Шайенн стал местом, где можно было спастись от одиночества и скучной жизни на отдаленных ранчо, особенно в долгие зимние месяцы. Более состоятельные люди нанимали архитекторов для строительства больших кирпично-деревянных домов в верхней части Фергюсон-стрит, которая стала известна как Скотоводческий ряд, или вдоль 17-й улицы — в месте, которое спустя годы станет известно как исторический район Рейнсфорд, названный так в честь популярного архитектора Джорджа Рейнсфорда. Он приехал в Шайенн с Востока в 1870-е гг. для разведения лошадей породы клейдесдаль и морган и вскоре стал проектировать для своих местных друзей викторианские дома с двускатной крышей и просторным парадным крыльцом. Среди заказчиков было пять пар братьев, активно занимавшихся скотоводством: Уильям и Томас Стёрджисы, Хьюберт и Артур Тешмахеры, Чарльз и Генри Элрихсы, Филипп и Джеймс Датеры и, конечно же, Ричард и Мортон Фрюэны. Хьюберт Тешмахер построил большой дом, где жил вместе с братом, а также с партнерами по бизнесу Фредериком Дебилльером и Ричардом Тримблом, в связи с чем их жилище получило подходящее прозвище «Дом холостяков».

Когда отец Ричарда Тримбла, преуспевающий нью-йоркский банкир, выразил некоторый скептицизм по поводу наличия двух головных офисов у компании, Ричард обиделся: «Мне жаль, что ты так мало доверяешь моей способности судить, где мне выгоднее находиться — на ранчо или в Шайенне. В скотоводческом бизнесе есть две стороны: теория и практика, одну из которых лучше изучать в Шайенне, где скотоводы общаются между собой, а