Читать книгу - "Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон"

другую — на ранчо»[192]. Именно такие рациональные обоснования безалаберности и расточительности и довели скотоводов до беды.

Как уже отмечалось, к середине 1880-х гг. Шайенн по некоторым оценкам имел самый высокий медианный доход на душу населения среди всех городов мира[193]. Это неудивительно, если учесть, что к 1886 г. общие инвестиции только в скотоводство в Шайенне составили около 15 млн долларов[194]. Временами улицы, особенно 16-я, были переполнены спекулянтами, «словно Уолл-стрит на заре своей истории», как писали в газете Laramie Boomerang, добавляя при этом: «О миллионах здесь говорят так же легко, как о пятицентовиках, и бычками занимаются все кому не лень»[195].

Стоит напомнить, что в 1880 г. в финансовой сфере США не существовало никакого регулирующего органа, похожего на Комиссию по ценным бумагам и биржам; конгресс создал ее только в 1934 г. И рекламные проспекты скотоводческих компаний не предупреждали начинающих владельцев ранчо, что прошлые успехи ничего не говорят о будущих результатах. Начинающие скотоводы на собственном опыте познавали смысл старого латинского выражения caveat emptor — «покупатель, будь бдителен».

Хотя изначально наибольшую изобретательность проявляли шотландские инвесторы, финансировавшие скотоводческий бум через общества с ограниченной ответственностью и акционерные общества, теперь эстафету приняли предприимчивые американские финансисты, уже работавшие на Западе. В частности, они становились комиссионными агентами по торговле скотом — по сути, посредниками. Они выступали промежуточным звеном при продаже целых стад и ранчо. Еще важнее то, что они появлялись ранней весной и заранее договаривались с владельцами ранчо о покупке у них скота после его осеннего перегона до Чикаго. В контракте всегда оговаривалось, что в стаде не должно быть малорослых, слепых, травмированных или больных животных, а также скота из Мексики[196]. Оплата производилась после получения животных в Чикаго по ценам, установившимся на тот момент, то есть сумма, которую скотобойни были готовы заплатить за бычков, плюс скромные комиссионные агенту — обычно 50 центов за бычка, или 1–2 % от общей суммы продажи.

Однако вскоре эти агенты стали выполнять для скотоводов не только функции брокеров. Они часто ссужали деньги скотоводческим компаниям, когда те испытывали проблемы с оплатой счетов из-за недостатка денег. Если же агенты не могли дать деньги в долг, то выступили посредниками при выдаче кредита — опять же за 1–2 % комиссионных. Во многих случаях агенты имели финансовую долю в ранчо, согласовывая свои интересы с интересами скотоводческих магнатов. В других случаях они помогали нью-йоркским страховым компаниям или шотландским банкирам вкладывать новые капиталы в скотоводческие хозяйства или связанную с ними недвижимость. Короче говоря, они действовали как банкиры, привнося в американскую финансовую сферу тот творческий подход, который будет отличать американских банкиров и финансовые рынки на протяжении последующих поколений.

Вскоре в Шайенне появились великолепные места для отдыха и развлечений: теннисные корты и скаковые дорожки на территории парка, в котором также проводилась вайомингская окружная ярмарка; к 1882 г. в городе появился собственный оперный театр на тысячу мест. Местные жители основали велосипедный клуб, членами которого стали 20 человек, владевших собственным велосипедом «пенни-фартинг»{98}; члены городского стрелкового клуба ездили на соревнования по стрельбе по всему Западу. В 1870 г. здесь возникло местное отделение общества «Рыцари Пифии», и к 1884 г. у него уже было собственное затейливо украшенное здание на 17-й улице. Братья Элрихс, Генри и Чарльз, построили поле для игры в поло и вскоре привезли туда пони. Улицы города заполняли конные экипажи всех видов — фаэтоны, ландо, крытые кареты, дилижансы, двуколки, а также велосипеды с большими колесами. Шайенн одним из первых обзавелся уличными электрическими фонарями (в 1882 г.), а вот мостовые начали появляться только в 1890-е гг. Генри Элрихсу принадлежала крытая желто-черная карета стоимостью 4000 долларов (95 600 долларов в пересчете на современные деньги); ее сконструировала лондонская компания Peters & Sons в 1874 г. Карета, которую тянула упряжка из восьми лошадей, могла легко перевозить 12 пассажиров; это был «длинный лимузин» того времени. Сейчас она выставлена в государственном историческом парке «Старый город» в Сан-Диего.

Многие из первых скотоводов были не просто богаты — они были искушенными светскими людьми, не стеснявшимися демонстрировать свое богатство. Дебилльер, например, владел виллой во Франции. Семья Элрихсов была одной из двух самых известных немецко-американских семей Нью-Йорка — наряду с Хэвемайерами, с которыми состояли в родстве по браку и позже вместе создали Большой сахарный трест. Старший из братьев Элрихс — Герман, который занимался семейным судоходным бизнесом в Нью-Йорке, был известен тем, что в буквальном смысле плавал с акулами, которых простодушно считал безобидными, и тем, что женился на дочери миллионера Джеймса Грэма Фэйра, совладельца месторождения серебряной руды Комсток-Лоуд в Неваде. На Род-Айленде он построил один из великолепнейших особняков Ньюпорта — Роузклифф.

В 1880 г. десяток таких шайенских скотоводов решили создать первый в городе светский клуб для джентльменов. Уильям Стёрджис, который помог организовать клуб и стал его первым секретарем, указывал в письме к будущим членам: «Мы не предполагаем делать ничего экстравагантного, а надеемся создать клуб для общения со спокойной атмосферой, где участники могли бы жить вместо гостиницы… Короче говоря, хороший клуб как на Востоке… Перенесенный на Запад Сомерсетский [клуб] без Бикон-стрит и [Веджвудского] индийского фарфора»[197].

Изначальное название клуба было «Кактус-клуб», но вскоре он превратился просто в «Шайенский». Клуб оказался гораздо более экстравагантным, нежели предполагал сам Стёрджис. На месте зарослей полыни на пустом участке выросло большое двухэтажное клубное здание в викторианском стиле, увенчанное мансардной крышей. С задней стороны дома располагались два теннисных корта, внутри — две парадные лестницы, большой обеденный зал, бар, курительная комната, читальный зал, бильярдная, винный погреб, а наверху — шесть спален для гостей и приезжих членов клуба, которые еще не построили собственные дома в Шайенне. Строительство здания обошлось примерно в 20 000 долларов — его финансировали за счет облигаций с доходностью 10 %. За 1500 долларов приобрели современную печь: установленная в подвале, она обогревала все здание с помощью паровых радиаторов, которые были тогда еще в новинку. С трех сторон здание окружала терраса, к одному из девятнадцати столбиков которой член клуба мог привязать лошадь, а затем расслабиться в одном из плетеных кресел-качалок — идеальном месте, чтобы насладиться сигарой.

Декор отличался различными запоминающимися деталями. На облицовочных плитках вокруг каминных решеток можно было прочитать цитаты из произведений Шекспира. Обеденный зал украшала картина «В сердце Бигхорнских гор», которую подарил клубу сам художник, пейзажист Альберт Бирштадт. Над главной стойкой висело изображение призового быка работы голландского художника Паулюса Поттера, однако вскоре картину