Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский"

А ты все ворчишь! (70–47; 6 об. – 7)

Издание «Библиотеки фольклора» в том виде, как это замышлялось Горьким и виделось поначалу М. К., не состоялось. «Библиотека поэта» была закреплена за «Советским писателем», и дальнейшая работа по отдельным томам фольклорной серии успешно продолжалась в ее рамках. «„Серия“ спасена! – восклицал М. К. в письме к Юрию Матвеевичу 12 декабря 1934 г. – Завтра иду в Издательство договариваться о дальнейшем заключении договоров и о выполнении обязательств по законченным – в частности, и о твоих „Былинах“»[55].

Речь шла о томиках «Эпическая поэзия» и «Крестьянская лирика», подготовленных в последующие месяцы под редакцией М. К. Рукописи обеих книг были сданы в сентябре следующего года и вышли в свет почти одновременно в начале 1936 г. в разделе «Русский фольклор». На первом значилось: «Библиотека поэта. Малая серия № 1»; на втором – «Библиотека поэта. Малая серия № 2»[56]. На их примере можно видеть, как складывался тип изданий «Библиотеки поэта», отличавшихся – даже в «Малой серии» – добротной научной оснащенностью: примечания, библиография по теме (главнейшие публикации былин, исторических песен, крестьянской лирики и причетей), а также – краткие словники («Словарь старинных и областных слов», «Словарь местных и малопонятных слов»).

Первый сборник, подготовленный А. М. Астаховой и Н. П. Андреевым (под редакцией М. К.), открывался предуведомлением «От издательства», содержавшим дальнейший план «Малой серии» (всего 66 выпусков). Фольклор ограничивался в этом списке двумя первыми выпусками, а все дальнейшие сборники «Малой серии» призваны были показать «последовательное развитие русской поэзии от силлабических виршей петровской эпохи до литературы предоктябрьской поры»[57].

Отклики на первые фольклорные выпуски «Библиотеки поэта» оказались разноречивыми. Сочувственно отозвался, например, фольклорист Ю. А. Самарин (ученик Ю. М. Соколова)[58]. Одобрение было высказано и в эмигрантской печати[59]. Менее доброжелательной была рецензия фольклориста И. П. Дмитракова[60]. С гневным, чуть ли не обличительным, протестом выступил (в центральной «Правде»!) Корней Чуковский, усмотревший в русских колыбельных песнях и статье Е. В. Гиппиуса… клевету на русскую женщину и выразивший сожаление, что к этому «нехорошему делу» приложил свою руку «такой авторитетный фольклорист, как М. Азадовский»[61].

Так начиналась фольклорная серия «Библиотеки поэта». Следующие ее тома выходят (ежегодно) уже в не в «Малой», а в «Большой серии»: «Русская баллада» (изд. подгот. В. И. Чернышевым, вступ. ст. Н. П. Андреева) – в 1936 г.; «Русские плачи» (вступ. ст. Н. П. Андреева и Г. С. Виноградова) – в 1937 г.; «Былины» (изд. подгот. Н. П. Андреев) – в 1938 г. Имя М. К. как редактора отсутствует на титуле этих томов, однако его участие в их подготовке не подлежит сомнению.

Каждый фольклорный том «Библиотеки поэта» представлял собой своего рода антологию – собрание профессионально отобранных и научно обработанных текстов. Наряду с этими томами М. К. видел свою задачу в том, чтобы готовить к изданию научные фольклористические сборники, отражающие уровень и направления современной фольклористики. Первый такой сборник, подготовленный к лету 1933 г., получил название «Советский фольклор». Изданный в 1934 г., он был посвящен исключительно проблемам современного (нового) фольклора.

Идеология «обновления» определяла в СССР уклад жизни почти во всех областях. Строилось новое государство, формировалась новая общность («советский народ»), возникало новое искусство. Старые научные подходы уступали место новой методологии (особенно в области гуманитарных наук).

Появление «нового народа» предполагало и «новый фольклор», что обозначилось уже в 1920‑е гг. Темы и жанры, рожденные в годы революции и Гражданской войны, сказы, притчи и песни, бытующие в современной рабоче-крестьянской среде, – все это никак не напоминало те архаические былины, сказки и плачи, что записывали русские фольклористы накануне 1917 г. Рождался и множился «новый фольклор», призванный отразить «героику» советской эпохи.

Используя это понятие и даже приветствуя появление новых фольклорных форм еще в иркутский период, М. К. в то же время тяготел к традиционному восприятию фольклора и противился, как мы видели, политике его вытеснения из научного обихода. Но уже в начале 1930‑х гг., все более пропитываясь «новой идеологией», он стремится переосмыслить свой «старый» подход, поощряет и стимулирует обращение к новым темам, что определяло, конечно, и работу Фольклорной секции.

Это различие между «старым», «архаическим» фольклором (поэзия деревни) и «новым», возникшим под влиянием революционных процессов (фольклор Гражданской войны, рабочий фольклор, песни о Ленине и т. д.), определенно подчеркивался в «Предисловии» к первому выпуску «Советского фольклора», написанному М. К. Соответственно были обозначены и новые для фольклористики направления работы: изучение фабрично-заводской среды, фольклора «окраин» и таких «современных» жанров, как, например, частушка. Стремясь «актуализировать» фольклористику, М. К. трактует ее в духе времени – как одну из общественных дисциплин, имеющую прямое отношение к «социалистическому строительству». В том же ключе формулирует он и теоретические задачи, стоящие перед фольклористами, «в первую очередь: установление отражения социальной дифференциации в фольклоре и установление – в какой мере он отражает классовую борьбу»[62].

Изучение «старого» и «нового» фольклора расширяется в эти годы за счет обращения фольклористов к фольклору «национальных окраин», то есть других народов и национальностей на территории Советского Союза. В конце 1935 г., рассказывая в одном из интервью о работе Фольклорной секции Института антропологии и этнографии, ученый сосредоточил основное внимание именно на этом аспекте:

В ближайшее время выпускается и ряд сборников по национальному фольклору: «Шорский фольклор» (Н. П. Ефремова); «Песни белорусского Полесья» (З. В. Эвальд), «Эскимосский фольклор» (В. Г. Тан-Богораз); «Еврейский фольклор» (С. Д. Магид)[63]; образцы таджикского, курдского, гурийского, мингрельского фольклора и др. Вся эта огромная работа проводится нами совместно с Институтом народов Севера, Казахстанским, Чувашским, Азербайджанским и другими краевыми институтами[64].

Статьи, посвященные революционному (а также национальному: бурят-монгольскому, туркменскому, грузинскому) фольклору, всецело определяют характер первого выпуска «Советского фольклора», тогда как исследования, посвященные фольклору «архаическому», вообще отсутствуют. Этим и отличался образ «новой» советской фольклористики.

18 октября 1934 г. Соколов писал М. К.:

Поздравляю тебя с несомненным успехом. «Советский Фольклор» очень удачная книга. Я под свежим же впечатлением написал рецензию и отвез ее в «Известия». К сожалению, не смог быть у Бухарина и отдал ее в Лит<ературно>-Библиогр<афический> Отдел. <…> Не знаю, напечатают ли. Думаю, что да. Было бы глупо не отметить этой книги (70–47; 5)[65].

То же отметил и П. С. Богословский, рецензируя № 1–2 «Советской этнографии» за 1934 г. и первый выпуск «Советского фольклора»:

К чести руководителя академической фольклористической