Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

В другом месте он тоже говорит о «создании» языка: «Настоящее состояние литовского языка в Ковенской губернии допускает возможность и воссоздать его из развалин, и на этих развалинах создать какой угодно другой (зачеркнуто – язык)»[555]. «Воссоздание» в этом контексте может означать возвращение в старые времена, когда этот край, согласно доминировавшей исторической интерпретации, еще не был затронут полонизацией. Так что же должно было заменить множество говоров Ковенской губернии?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего необходимо обратить внимание на то, как чиновники Северо-Западного края понимали роль алфавита. Некоторые местные чиновники утверждали, что литовцев полонизировала «польская азбука»[556]. Точно так же готический шрифт, использование которого, как уже упоминалось, для литовского языка было запрещено в 1872 году, как предполагалось, способствовал германизации литовского населения[557]. «Польская азбука» в литовском письме, согласно Н. Н. Новикову, была необходима как инструмент экспансии польского языка[558]. Схожим образом объяснялось и использование латинской графики в белорусском языке. Другими словами, литовское письмо «польскими буквами» для этих чиновников было в принципе равнозначно польскому письму.

Как чиновники представляли себе процесс полонизации? Ответ на этот вопрос мы находим в объяснениях необходимости перевода латышского письма на русскую графику, данных занимавшим разные должности в Виленском учебном округе обрусевшим латышом Иваном Яковлевичем Спрогисом (Jānis Sproģis). Оказывается, вместе с «польской азбукой» латышский язык перенимает и польские слова, а также и саму структуру польского языка[559]. Таким образом, полонизация литовцев, а также латышей и белорусов, согласно мнению русских чиновников того времени, идет через графику: вводятся польские буквы, потом слова и, наконец, сама структура языка.

Теперь посмотрим, как развивается дальше замена графики литовского языка. Местная русская администрация быстро отказалась от рассмотренного нами выше варианта адаптации русского алфавита к особенностям литовского языка, авторы которого стремились как можно более полно принять во внимание особенности литовской фонетики. Предпочтение было отдано другому варианту – «русской кириллице литовского письма» (по утверждению Г. Субачюса). Главным автором этого варианта в 1860-х годах стал имевший татарское происхождение Иван Кречинский, учитель таурогенской приходской школы. В этом новом варианте кириллического литовского алфавита остались лишь немодифицированные буквы русской кириллицы[560]. И. Кречинский транслитерировал литовские слова таким образом, чтобы они приобретали максимальное сходство со словами, имеющими то же значение в русском языке[561]. Такой же стратегии придерживался и другой энтузиаст замены графики Захар Ляцкий, который предлагал, например, записывать слово «apvyniot» (обернуть) не в соответствии с литовской фонетикой («апвинёть»), но как «обвинёт», поскольку таким образом «по крайней мере не маскировалось бы родство литовского языка с русским»[562]. Наконец, предлагалось прибегать к «грамматическому насилию»[563]. Следовательно, то, что раньше творили с литовским языком поляки, и то, что чиновники называли полонизацией, теперь следовало делать русским. Другими словами, чиновники учебного округа не только ввели русскую графику, но и стремились максимально приблизить литовский язык в его письменной форме к русскому, демонстрируя родство языков. Иногда местные чиновники даже называли свое новое детище «русско-литовским наречием»[564].

Точку зрения имперских чиновников на смену графики прекрасно иллюстрирует и транслитерация русскими буквами латышских текстов. Эти тексты издавались не на латгальском диалекте, на котором говорили жители Витебской губернии, поэтому неудивительно, что для витебских латышей эти тексты были чужими[565]. И сам транслитератор И. Я. Спрогис позже признавал, что ему не удалось передать русскими буквами звуки латышского языка[566].

Решение оставить исключительно буквы, входившие в русскую азбуку, было определено рядом причин. Прежде всего, имперские чиновники, и не только они, верили, что единая азбука имеет огромную интеграционную силу, а различные алфавиты разделяют народы. Кроме того, сторонники смены графики и их оппоненты спорили о том, какая из азбук лучше передает звуки литовского языка. Модификация русского алфавита, то есть внесение некоторых букв латиницы, делала очень уязвимыми аргументы чиновников о преимуществах кириллицы[567]. Наряду с этими идеологическими мотивами имелись и практические. В действительности чиновники не слишком и скрывали, что реформа образования в Ковенской губернии и смена графики были нужны не для того, чтобы местные жители обучались литовскому языку, но единственно с целью облегчить усвоение русского языка: «Ни русские народные училища, ни руководства для них составляемые, ни руководители этого дела и наставники не могут и не должны заботиться о том, выучатся ли ученики народных училищ по-жмудски или по-литовски, если учатся по-русски. Все дело и вся цель дела, повторяю, состоит в том, чтобы ученики возможно скорее и возможно легче выучились по-русски»[568]. Автор этих строк – все тот же учредитель «народных школ» в Ковенской губернии Н. Н. Новиков схожим образом аргументировал и смену графики в одном из писем М. Н. Каткову: новые школы ведут за собой русскую азбуку, а азбука приведет за собой русский язык[569].

Поэтому нас не должно удивлять, что в народных училищах Ковенской губернии литовскому языку в лучшем случае отводилась вспомогательная роль, то есть он использовался до тех пор, пока дети не научались говорить по-русски. И даже такое использование литовского языка, видимо, применялось далеко не везде, поскольку большинство приезжих учителей вообще не знало языка крестьян. Чиновники Виленского учебного округа проверяли знания учениками русского языка, но, насколько известно, никому и в голову не приходило заботиться о знании литовского языка и проверять его[570].

В населенные литовцами уезды Виленской губернии были высланы литовские учебники в кириллической графике[571], однако трудно сказать, какая судьба их постигла. Несмотря на то что чиновники учебного ведомства иногда утверждали, будто в Виленской губернии начальное объяснение литовским детям дается на литовском языке[572], никакими надежными доказательствами использования литовского языка даже в качестве вспомогательного в Виленской губернии я не располагаю. С 1865/66 учебного года и Закон Божий литовцам в Ковенской губернии должен был преподаваться на русском языке, и обучение в течение первого года на литовском языке начинает рассматриваться только как временное средство, применяемое до тех пор, пока дети не начнут понимать по-русски.

К обучению на русском языке местные чиновники Виленского учебного округа стремились и преследуя прагматическо-националистские цели. Уже освобожденный от должности попечителя И. П. Корнилов предлагал своему бывшему подчиненному В. П. Кулину пропагандировать применявшуюся в народных школах Ковенской губернии практику обучения русскому языку детей учителями-русскими, на начальном этапе даже неспособными договориться с учениками. И. П. Корнилов предлагал обратить внимание на следующий аспект: «Насколько русский мальчик перегонит жмудского, при одинаковых способностях, когда оба привыкнут одновременно за русскую грамоту. Сколько времени понадобится жмудскому мальчику или жиденку,