Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

старались реализовать концепцию триединой, или большой русской нации. Эту проблему лучше всего могут раскрыть сферы общественного употребления языка и религия. Печать на белорусском языке была той сферой, регулировать которую имперской власти было легче, чем устное употребление этого языка.

Печатные издания

До середины XIX века издания на белорусском языке печатались как латиницей (для католиков), так и кириллицей (для православных). До 1859 года царская цензура не видела никаких серьезных проблем в текстах, написанных на белорусском языке латинским шрифтом. Правда, одной из причин подобной толерантности или, вернее сказать, индифферентности было небольшое количество таких произведений и отсутствие серьезных по сравнению с Малороссией признаков белорусофильства.

Именно украинофильская деятельность и оказала медвежью услугу белорусской литературе. В 1859 году власти, озабоченные распространением сочинений на малороссийском наречии латинским шрифтом, полностью запретили «применение польского алфавита к русскому языку»[610]. В том же году Виленский цензурный комитет разрешил издание «Пана Тадеуша», переведенного на белорусский язык Викентием Ивановичем Дуниным-Марцинкевичем (бел. Вінцэнт (Вікенцій Іванавіч) Дунін-Марцінкевіч). Часть этого сочинения уже была напечатана, и только тогда местные цензоры проявили бдительность по отношению к «белорусскому наречию», которое «составляет отрасль русского языка», и обратились за указаниями в Санкт-Петербург. Оттуда последовало указание «не допускать употребления польского алфавита при печатании сочинений на белорусском наречии». Название дела, начатого по этому поводу в Главном управлении цензуры, отражает разный статус этих двух языков в глазах российских чиновников: «О рукописи „Пан Тадеуш“ и о распространении запрещения применять польский шрифт к малороссийскому языку и на наречие белорусское». Малорусский – это уже «язык», а белорусский – только «наречие»[611].

Запрет издавать белорусскую литературу в латинской графике имел куда более печальные последствия по сравнению с малороссийской по той простой причине, что латинский шрифт для белорусской интеллигенции был более близок, чем малороссам. Вот что по этому поводу писал В. И. Дунин-Марцинкевич: «В наших провинциях из ста крестьян, наверно, можно найти десять, которые хорошо читают по-польски, когда, напротив, из тысячи насилу сыщется один знающий русский язык. То, напечатав какое-либо белорусское сочинение русскими буквами, смело можно запереть оные в сундук, ибо высший класс общества, имея под рукою русскую, польскую, французскую и немецкую литературы, не возьмет и в руки простонародной книги, а крестьяне хотя бы и желали читать повести и рассказы, для исправления их нравов и поощрения к учению написанные, но, не зная русских букв, не в состоянии удовлетворить своего желания»[612].

После этого запрещения сочинения на белорусском языке латинским шрифтом во второй половине XIX века легально больше не издавались. Только в 1861 году каким-то образом удалось издать в Варшаве белорусский букварь (может быть, местные цензоры посчитали его польским). Ситуация с сочинениями, написанными кириллицей, была сложнее. В начале 1860-х годов местные чиновники, как показывают многие проекты, разрабатывавшиеся в Вильне, смотрели на «белорусское наречие» как на важный инструмент национализации в правильном (русском) направлении крестьянства.

В начале 1862 года, наверное, после согласования, виленский генерал-губернатор В. И. Назимов и попечитель Виленского учебного округа А. П. Ширинский-Шихматов предложили центральным властям идею издания народного журнала[613]. Во время обсуждения, с начала 1862 по 1865 год, менялся формат, название («Друг народа», потом «Русское чтение»), языки, на которых предполагалось издавать журнал. Главное для нас то, что в 1862 году рассматривалась также возможность употребления и «белорусского наречия». А. П. Ширинский-Шихматов в отчете Виленского учебного округа за 1861 год предлагал издавать газету «для жмудинов на жмудском и русском языке, а для белорусов – на их родном наречии русским шрифтом, и на русском языке»[614]. Хотя В. И. Назимов вначале упомянул о журнале «на русском, литовском и самогитском языках», но позднее как бы уточнил, что достаточно, чтобы в журнале было два текста: «Русский или лучше сказать белорусский, состоящий в переложении на бумагу русским шрифтом местного русинского наречия, как это весьма успешно сделано Львовскою газетою „Слово“, – и жмудский, с сохранением усвоенного уже этому языку латинского шрифта»[615]. Менее позитивно к возможности употребления белорусского языка относился присланный из Петербурга чиновник Петр Карлович Щебальский, который был убежден, что достаточно «приспособить чисто русскую речь к местному говору, вводя в нее некоторые местные слова и обороты, местные же песни и легенды, которые вероятно найдут место в предполагаемом журнале, можно писать так, как они поются и говорятся», потому что «литературы Белорусской нет и не было, и создавать искусственным образом белорусский литературный язык представляется не чем иным, как пустым доктринерством»[616]. С началом восстания планировался для белорусов журнал на русском языке. Местные чиновники были вынуждены даже оправдываться в центральной прессе, что не имеют и мысли об издании такого журнала на белорусском языке[617]. Тем более что на посту виленского генерал-губернатора В. И. Назимова заменил, как уже отмечалось выше, М. Н. Муравьев, который вообще не признавал этнокультурной инакости белорусов.

Хотя из средств Министерства народного просвещения в начале 1863 года уже было выделено 6 тысяч рублей на издание журнала и была составлена программа, с прибытием в Вильну М. Н. Муравьева проект народного журнала растерял горячих сторонников. Правда, осенью 1863 года М. Н. Муравьев изменил свое мнение в пользу издания журнала и даже приглашал в Вильну уже упомянутого П. К. Щебальского в качестве будущего редактора. При новом попечителе Виленского учебного округа И. П. Корнилове работы по подготовке издания журнала продолжались, только речь шла о его издании на русском языке. В апреле 1865 года власти от этого проекта отказались, и средства были переведены на нужды народного образования[618]. Одной из самых веских причин такого решения, высказанных как Западным комитетом, так и М. Н. Муравьевым, послужила «неразвитость» простого народа[619]. Как альтернатива этому журналу мог рассматриваться и перенесенный с осени 1864 года из Киева в Вильну «Вестник Западной России»[620] (хотя это издание больше ориентировалось на образованную публику). Такое событие не могло произойти без согласия виленского генерал-губернатора, а редакция журнала даже утверждала, что этот переезд осуществлен по приглашению самого М. Н. Муравьева[621].

Но не все подобные проекты остались неосуществленными. В 1863 году по инициативе, скорее всего, А. П. Ширинского-Шихматова были выпущены «Рассказы на белорусском наречии»[622]. Эта небольшая книжка состояла из коротких рассказов, цель которых предельно ясна – внушить белорусам, что они русские («Русскими, а не Поляками мы повинны называтца»[623]). Попечитель Виленского учебного округа, издавая эти рассказы, хотел таким образом противодействовать польской пропаганде, которая «постоянно выпускает книги и брошюры на том же наречии, печатанные латинским алфавитом, доказывая народу,