Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

Таким образом, учрежденная в 1872 году в Поневеже учительская семинария была открыта «молодым людям всех сословий, православного исповедания, желающим посвятить себя учительской деятельности в начальных училищах Виленского учебного округа, преимущественно в Ковенской губернии»[605]. И хотя в официальной переписке не раз упоминалось, что будущие учителя должны уметь общаться с учениками, такое условие поступающим не ставилось и преподавание литовского языка программой семинарии не предусматривалось. Но все же эта проблема возникла уже осенью 1872 года. По инициативе попечителя ее рассматривал совет Поневежской учительской семинарии. Сначала не удалось найти учителя литовского языка «русского происхождения и православного вероисповедания», поэтому, как решил совет, знающие литовский язык учащиеся могли по вечерам обучать сокурсников. В начале 1873 года нашелся и подходящий учитель – уже упомянутый в книге казначей Поневежского уезда З. Ляцкий, который с позволения совета гимназии начал проводить по три урока литовского языка в неделю[606]. Учитель подчеркивал схожесть литовского языка с русским: «Придерживаясь прежней программы и способа преподавания, учитель жмудского языка знакомил воспитанников с существеннейшим содержанием жмудской грамматики, останавливаясь по преимуществу на основных законах и правилах жмудского языка и на способе нахождения по-русски значительной массы жмудских слов отбрасыванием окончаний и заменою одних букв другими»[607].

Итак, проводимая в Ковенской губернии с 1863 года политика в области образования корректировалась. В отличие от Н. Н. Новикова и его единомышленников теперь руководство Виленского учебного округа признавало, что эффективное обучение, прежде всего – обучение русскому языку, возможно лишь в том случае, когда учитель способен общаться с учениками на их языке. Однако такая коррекция национальной политики не меняла ни стратегии политики в области образования, ни статуса литовского языка. Учителя обучались литовскому языку лишь для того, чтобы более успешно преподавать ученикам русский язык, а роль литовского языка по-прежнему оставалась лишь вспомогательной. Энтузиазм чиновников Виленского учебного округа явно угасал: до 1869 года в Ковенской губернии было учреждено 190 народных школ, а в 1894 году, то есть через 25 лет, работало 197, то есть лишь на 7 больше[608].

* * *

Замена традиционно использовавшихся латинской и готической график кириллицей, согласно замыслу А. Ф. Гильфердинга и его единомышленников, была призвана стать важным инструментом аккультурации литовского населения, вслед за которой могла, но не обязательно, следовать и ассимиляция. Согласно этой идее, смена алфавита должна была не останавливать, а наоборот – стимулировать развитие литовского письма: литовский язык следовало стандартизировать, сделать предметом преподавания в школах, в том числе и в средних. Для кириллизации в такой трактовке не были помехой и учителя-литовцы. Эта политика и была реализована, но не в Северо-Западном крае, а в Августовской (позже – Сувалкской) губернии, с административной точки зрения входившей в состав Царства Польского. В Августовской губернии литовский язык преподавался не только в начальной, но и в средней школе, а также в учительской семинарии, для литовцев этой губернии были учреждены стипендии в университетах России.

В тот же период просвещение литовского населения в Северо-Западном крае оказалось в руках чиновников, проводивших националистическую национальную политику. Чиновники Виленского учебного округа, в первую очередь инспектор Н. Н. Новиков, который отвечал за учреждение народных школ в Ковенской губернии, интерпретировали введение кириллицы в литовскую письменность как средство, призванное облегчить усвоение литовцами русского языка (требуется выучить только одну азбуку вместо двух), поэтому при транслитерации не принималась во внимание фонетика литовского языка, буквы подбирались таким образом, чтобы литовские слова в кириллической записи как можно более походили на соответствующие им русские слова, то есть предпринимались попытки максимально приблизить литовский язык к русскому; литовские дети должны были с первого класса учить русский язык; литовский язык пытались лишить всех публичных функций; и, наконец, введение кириллицы понималось как подготовительный этап обращения литовцев в православие, что невозможно было сделать без предварительной подготовки ввиду исключительной религиозности литовцев, о которой часто говорили как о фанатизме. То есть чиновники Виленского учебного округа, вводя кириллицу, надеялись, что этот шаг в будущем станет основой ассимиляции литовцев. Вслед за лингвистической русификацией должно было следовать обращение литовцев в православие.

И все же разница между рассмотренными моделями понимания введения кириллицы не была грандиозной, поскольку и А. Ф. Гильфердинг, предлагавший поддерживать развитие литовского национального самосознания в противовес полякам, считал образцовой политику Пруссии, которая вела к аккультурации или даже ассимиляции литовцев. В обоих случаях, конечно, обе группы российских чиновников и их попечителей ни в коей мере не сомневались, что в будущем в Западном крае будут доминировать русский язык и культура.

Особую роль в реализации кириллизации литовского письма играли чиновники Виленского учебного округа. Именно благодаря их инициативе эксперимент по введению кириллицы увенчался запретом традиционного латинского алфавита; учителями начальных школ стали абсолютно не знавшие литовского языка выпускники православных духовных семинарий из внутренних губерний России; литовскому языку была отведена лишь вспомогательная роль, и обучение на нем допускалось лишь в первом классе. Роль местных чиновников оказывается еще заметнее при сравнении ситуации начального образования католиков и протестантов[609]. В случае лютеран и евангелистов-реформаторов системное «обрусение» школ началось не в 1863 году, а позже – в 1868-м, и преподавание Закона Божьего на русском языке в начальной школе для представителей этих конфессий так и не было введено, во всяком случае до середины 1870-х годов. Чиновники учебного ведомства стремились превратить протестантские школы в русские народные школы сразу после восстания, но проблема протестантских школ не могла быть решена в рамках только Ковенской губернии или Виленского учебного округа. Поскольку и часть местных чиновников высокого ранга (М. Н. Муравьев), и часть представителей центральных властей (П. А. Валуев) считали, что протестанты Северо-Западного края по сравнению с католиками были более лояльны, отношение к приходским протестантским школам долгое время было терпимым. То есть более толерантное отношение властей к протестантам было связано не только с их местом в этнической иерархии империи (они считались политически более благонадежными, чем католики), но и с тем обстоятельством, что вопросы протестантских школ выходили за рамки компетенции местных властей.

Глава 10

Белорусы как часть триединой русской нации

На западных окраинах Российской империи во второй половине XIX века сложилась особая ситуация, когда имперская политика колебалась между русификаторским стремлением к объявлению белорусов и украинцев частью триединой русской нации и необходимостью обеспечить по крайней мере минимальные возможности для развития местных языков, с тем чтобы выстроить действенный механизм конкурирующему с русским польскому национальному проекту.

В этой главе я рассмотрю, как имперские власти воспринимали белорусов, a также каким образом