Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

Одну из причин провала Парламента можно найти в краткой записке Федериго своему племяннику, о которой говорилось выше: "у меня было намерение встретиться с моими баронами и другими подданными". Городское население, с точки зрения его политической значимости, к 1320-м годам было низведено до второстепенного статуса; бароны же, с момента их внедрения в управление муниципалитетами, стали доминировать в их общественной жизни или, по крайней мере, воспринимались как таковые. Парламент стал средством для введения новых налогов, поэтому муниципалитеты, по понятным причинам, утратили тот энтузиазм по отношению к Парламенту, который они, возможно, испытывали изначально. Как показывает один пример в Палермо, созыв Парламента вызвал волнения только потому, что на сессию из города уехал барон занимавший должность бальи. В 1320 году бальи Сенаторе де Маида, во главе делегации синдиков Палермо, с обычной помпой и фанфарами, отбыл на сессию Парламента в Мессину. Но как только делегация покинула город, оставшиеся синдики поспешили принять ряд законов, предписывающих, среди прочего, построить новую городскую стену со стороны моря для защиты от вторжения, а расходы возложить на магната Перрелло ди Чизарио; вернуть право управления гаванью Совету горожан, собранному из представителей каждого квартала; отремонтировать городские стены за счет дона Ринальдо ди Милите (первого барона-бальи, назначенного в город); и чтобы главный акведук, доставляющий пресную воду в Палермо из реки Аммиральо, также был отремонтирован за счет баронства и впоследствии содержался поровну всеми теми, чьи земли лежали вдоль акведука[242].

Когда Сенаторе де Маида вернулся, он привез с собой ответы короля на различные петиции, представленные палермскими синдиками. Они иллюстрируют некоторые из насущных проблем того года, но также свидетельствуют о растущей дистанции между монархией и муниципалитетом, что было характерно и для всего королевства. На просьбу поклясться постоянно держать при дворе несколько палермцев король ответил, что в настоящее время у него их и так достаточно, и, что состав его Совета — это его забота, а не их. На просьбу передать в их ведение Монте-Пеллегрино (живописный мыс в трех километрах к северу от города, где с конца XII века находился скит покровительницы Палермо Святой Розалии), король ответил резким отказом, посоветовав довольствоваться теми привилегиями, которые у города уже есть. Он отклонил также просьбу о разрешении заготавливать дрова и пасти животных в баронских и церковных владениях по всему городскому округу. Однако Федериго согласился с ходатайствами о передаче Палермо контроля над ополчением Валь-ди-Мазара, разрешении перенести городской мясной рынок, гарантировании королевских взносов в фонд, необходимый для ремонта городских стен, и обещании, что король или его сын-соправитель будут находиться в Палермо по крайней мере три месяца в году (к этому он добавил, что они будут делать это только при условии, что на их пути не возникнет "препятствий")[243].

По мере того как поддержка Парламента городами ослабевала, а монархия фактически отказалась от контроля над западной половиной королевства в пользу баронства, муниципалитеты были вынуждены перейти в режим сохранения своих привилегий. Но в связи с начавшимся экономическим упадком и растущим государственным долгом муниципальная власть стала монополизироваться богатыми людьми, которые обладая необходимым капиталом, смогли захватить контроль над администрацией[244]. Борьба за контроль над муниципалитетами становилась все более ожесточенной на протяжении 1320-х и 1330-х годов, но какими бы ни были мотивы — идеологическими, политическими или экономическими, — лояльность к местной коммуне как институту власти оставалась относительно сильной. Какими бы ни были его недостатки, муниципалитет оставался единственно возможным посредником между враждующими социальными группами, классами и семьями. Юристы пользовались службой в муниципалитете как возможностью продвижения по службе, надеясь попасть в королевскую администрацию, которую, возможно, и презирали, но которая, тем не менее, предлагала хороше жалование. Дворяне стремились контролировать муниципалитет для получения компенсации за их отказ от традиционного образа жизни во внутренних районах острова. А купцам муниципалитет по-прежнему предоставлял наилучшие возможности для коммерческого роста, механизм для сдерживания конкуренции со стороны иностранцев и позицию, с которой можно было обращаться с жалобами к королю[245].

Несмотря на сословную вражду, определенное равновесие сохранялось до 1325–1327 годов. Представители этих сословий не только вступали в браки, проживали вместе и вели дела друг с другом, но и в отдельных случаях сообща добивались экономической и социальной автономии каждого муниципалитета. Отсюда происходит их хоть и ограниченный, но успех в установлении контроля над контадо, которые технически все еще находились вне их юрисдикции. Отсюда и неоднократные случаи отстаивания местных привилегий, чтобы добиться помилования важных местных лидеров, нарушивших королевский закон, как, например, просьба Палермо о помиловании Джакомо Чизарио, который был виновен в убийстве, но при этом был необходим для экономической и политической стабильности города[246]. Однако это равновесие было недолгим. Когда в результате двухлетнего анжуйского разгула в сельской местности экономические проблемы резко усугубились, а в 1320-х годах королевство охватили по меньшей мере пять продовольственных кризисов, относительное равновесие в городах уступило место партийным распрям, семейной мести, институциональной коррупции и кровопролитию на улицах.

III. Социальная напряженность и гражданские беспорядки

До прихода баронов, города домена жили за счет деятельности купцов и ремесленников, чьи лавки и лавчонки окружали порты, располагались вдоль улиц и заполняли площади каждого муниципалитета. Хотя в каждом городе было несколько чрезвычайно богатых предпринимателей, основная коммерческая деятельность происходила в среде этой разношерстой группы отдельных торговцев и ремесленников. Преобладали мелкие предприятия, поскольку разрыв семейных связей и отсутствие ремесленных и торговых гильдий препятствовали развитию крупных коммерческих предприятий. Миграция населения, приводившая в города, особенно в восточные валли, создавала определенный хаос, но также обеспечивала наличие широкого спектра навыков, интересов и новых контактов, что позволило городам на восточном побережье острова лучше пережить кризисы, возникшие после 1320 года. А кризисы эти, как мы уже видели, были очень серьезными. Сельскохозяйственное производство в 1328 году (в год относительно высоких урожаев в этом десятилетии) составляло лишь четвертую часть от того, что было двадцатью годами ранее. Преступность возросла, когда местные власти уже не могли позволить себе оплачивать собственные ночные дозоры. Не имея достаточных государственных или частных средств, чтобы вкладывать их в содержание зданий, многие города Сицилии буквально стали разваливаться. Открытые выгребные ямы, неубранные мусорные кучи, непогребенные тела, разлагающиеся на кладбищах, и загрязненные воды, о которых говорилось выше, превратили в нездоровые руины некогда процветающие города запада и востока. В городской жизни стала преобладать атмосфера безнадежности, сильного страдания и бессмысленного существования, что способствовало появлению организованных банд. Люди, оставшиеся без надежных средств к существованию, стали объединяться под руководством крупных купцов, могущественных городских магнатов или новоявленных баронов, которым они оказывали всемерную политическую, экономическую и, при необходимости, жестокую физическую поддержку. Площади и улицы постепенно заполнялись бродячими группами таких людей, превращая некоторые города в скопления вооруженных банд[247].

На политическом уровне, где общественные сановники вращались среди разнородной касты юристов, купцов и