Читать книгу - "Одна маленькая жизнь. В поисках следов - Маттиас Клингенберг"

взрослым, я начал задумываться об этих бессмысленностях, об этих бесполезных повторениях.

Питер Сихровски. Рождённые виновными

Праздники. В нашей семье они всегда проходили в соответствии с устоявшимися ритуалами. Власть последних немного ослабла только после смерти дедушки и бабушки. Однако теперь, будучи отцами маленьких детей, именно мы с братом настаиваем на соблюдении ритуалов, оставленных нам в наследство.

Возьмём, к примеру, Рождество: после не вполне добровольного посещения одной из трёх рождественских служб, проходивших в местной церкви, мы усаживались за ужин в празднично украшенной родительской столовой. Каждый год на столе непременно было свиное филе с кубинским соусом:

4 очищенные луковицы

2 перца чили без семян

по 1 красному, зелёному и жёлтому перцу

1 маленькая баночка зелёного перца горошком

100 г зелёных оливок

8 средних томатов

250 г лисичек

¼ л оливкового масла

1 чайная ложка сахара

1 чайная ложка соли

1 чайная ложка белого перца

1 чайная ложка черного перца

2 свиных филе

2 столовые ложки кальвадоса

в римской кастрюле[43]

80 минут при 220 градусах

на 6 персон

подавать с картофельным пюре, зелёным салатом и розовым вином

(позже, когда я стал вегетарианцем, мама дописала в рецепте синей ручкой: «Чтобы блюдо было вегетарианским, добавить больше овощей!»)

Затем мы переходили в дом бабушки и дедушки. Эта часть раздачи рождественских подарков не вызывала восторга ни у брата, ни у родителей, ни у меня: мы слишком хорошо знали, что нас ждёт, а именно: всё то же, что в прошлом году и все предыдущие годы. Сочельник был ритуализирован до мельчайших деталей и следовал неизменному плану. Сейчас я представляю рождественскую гостиную как натюрморт: слева в раскладном кожаном кресле сидит дедушка, одетый в вязаный кардиган и коричневые вельветовые тапочки, а на сером вельветовом диване под картиной с изображением пустоши – бабушка с новой стрижкой. Оба будто затвердевшие восковые фигуры, неодушевлённые предметы, расставленные художником. На столе цветочная композиция к адвенту, ваза с рождественским печеньем, а на приставном столике маленькая пластиковая ёлка с мигающими разными цветами миниатюрными электрическими свечками.

Мы должны усесться, и дедушка раздаст нам именные конверты. Все получали поровну: из каждого конверта на нас смотрела нездешняя Аннетте фон Дросте-Хюльсхофф, поэтесса с купюры в 20 дойчмарок. Затем следовал непременный бабушкин вопрос: «Ну что, довольны?» И стандартный ответ: «Спасибо! Здорово! Всё супер!» Ни мы, ни родители не осмеливались даже намекнуть, какой дурацкой казалась нам эта церемония. Конверты с купюрами выглядели настолько обезличенно, что по спине пробегали мурашки, не говоря о том, что 20 дойчмарок уже тогда не были большой суммой. (Пока мы с братом были детьми, нам доставались и настоящие подарки – в праздничной упаковке: бабушке с дедушкой их передавали родители.) После церемонии вскрытия конвертов не было никаких причин оставаться в этой безотрадной атмосфере, но из вежливости мы всё же задерживались, продолжая обмениваться пустыми фразами.

Сегодня я задаюсь вопросом, осознавали ли бабушка и дедушка, насколько невыносимым был этот выхолощенный ритуал, или они и вправду думали, что все довольны и счастливы? Наверное, они просто верили в то, во что хотели верить.

На Рождество 1961 года, после возведения Берлинской стены, правительство ФРГ призвало украшать подоконники свечами в знак солидарности с жителями ГДР. В западном Берлине, кроме свечей, ставили рождественские ели: на границе между зонами их было хорошо видно. Дедушка, которого в обычной жизни мало заботила судьба сестёр и братьев по ту сторону стены, пользовался акцией, чтобы уклониться от рождественского богослужения. Ему, мол, придётся присмотреть за свечами, а нам следует спокойно идти в церковь и помолиться за него.

Насколько я помню, Карл никогда не ходил в церковь. Я не знаю, верил ли он в Бога или потерял способность уповать на высшие силы на войне. Эта тема замалчивалась, как и многие другие. Бабушка в последние годы жизни всё чаще обращалась к Луне: долгими ночами она стояла в ночной рубашке у окна своей спальни и, глядя наверх, повторяла: «Скоро и я там буду». Эти её слова я слышу до сих пор.

Новый год тоже проходил в соответствии со строгими правилами, церемониал был неизменным. Чаще всего родители оставляли нас у бабушки с дедушкой, а сами отправлялись на очередную новогоднюю вечеринку.

Это был 1986 год, в сентябре мне исполнилось 14, в разгар пубертатного периода у меня имелись свои представления о том, как стоит отмечать последний день года. Но реализовать эти идеи я пока не мог, иначе провёл бы вечер в ближайшем молодёжном клубе, а не на коричневом вельветовом диване. Мы с Карлом поехали за продуктами на его маленьком белом «рено 5», и мне удалось уговорить деда (родители принадлежали фракции «Еда вместо развлечений» – от них я даже не пытался чего-то добиться) купить бомбочек – немного, не самых больших и не самых классных, всего лишь несколько маленьких китайских петард в красной пергаментной бумаге, а в придачу одну или две бутылки пива, настоящего, а не детский «Вита Мальц», как обычно. Дедушка был в хорошем настроении, да и вообще редко отказывал внуку. Помимо петард и пива, мы положили в тележку серпантин, бенгальские огни, продукты из бабушкиного списка и поехали домой. Я помню, что меня до смерти раздражала манера вождения Карла: невыносимо медленная и обывательская (в моих тогдашних понятиях), но сказать ему об этом я не решался, относясь к деду не только с любовью, но и с уважением.

Как и многие западногерманские семьи, ровно в 19:40 мы включили третий, региональный канал (в нашем случае – Norddeutscher Rundfunk, «Северогерманскую вещательную компанию»), чтобы посмотреть «Девяностый день рождения» – культовый чёрно-белый телеспектакль 1963 года. Хмелеющий по ходу действия дворецкий Джеймс обслуживает приглашённых на юбилей друзей мисс Софи. Поскольку никого из гостей уже нет в живых, слуга играет их роли. Он то и дело бегает вокруг праздничного стола, наполняет бокалы, беседует с гостями, фактически разговаривая сам с собой. Кроме прочего, Джеймс то и дело спотыкается о голову тигровой шкуры – всего 11 раз, как я только что прочитал. Перед подачей блюд он, как и положено, спрашивает: «The same procedure as last year?» – «Порядок тот же, что и в прошлом году, мисс Софи?», а та стоически отвечает: «The same procedure as last year, James!» – «Порядок тот же, что и каждый год, Джеймс!» Весь скетч